по поводу статьи тов. Кабулова

Тов. Кабулов свою статью под заголовком «Философия казахского поэта Абая и ее критика» в «Советской степи» (от 2 августа) кончил убийственным для Абая заключением «Одна из перевоочередных задач партийной организации Казахстана на идеологическом фронте состоит в том, чтобы покончить с абаизмом, как с обычным буржуазным хламом. Поэтому в кратчайший срок необходимо мобилизовать все культурные силы партийно-советской общественности Казахстана против Абая и его современных единомышленников». Воспользовавшись уместно и неуместно всякими философскими изречениями и своими произвольно схематическими построениями, т. Кабулов показывает необходимость одним взмахом покончить с Абаем.

КАК РАЗБИВАТЬ АБАЯ

Безусловно, нужно снять идеализацию с имени Абая, но не таким манером, как это делает  Т. Кабулов. Оценку всяких духовно-культурных ценностей, больших или малых, все равно, нужно производить марксистско-ленинским путем, в соответствии и в связи с историческими условиями. Грубо неосторожный подход тов. Кабулова способен только усилить фетишизм вокруг имени Абай, и порадить разброд понятий на идеологическом фронте в нашей партийной организации.

       Мы совершенно не думаем, что Абай должен быть духовным вождем нашего молодняка. Тов. Кабулов писал: «Наш научный метод познания — материалисти­ческая диалектика и нашей молодой казахской общественности следует учиться не у Абая, а у Маркса, Плеханова, Ленина и других классиков марксизма». Мне кажется, в настоящее время каждому ясно, что следует учиться не у Абая, а у Маркса, Пле­ханова, Ленина. Это же совершенно ясно.

Верно, иные считают Абая «сверхъестественным казахом». Здесь сколько угодно заблуждений в идеологическом миропонимании этих людей; здесь мы согласны с Кабуловым. Сверхчеловеков нет. Но это не значит ничуть, что в истории не было отдельных личностей с историческими ролями, что не было никаких талантов. Были и еще довольно продолжительное время будут отдельные личности, отразившие в своем лице эпоху, свою социальную среду и т.д.

В истории казахского народа одним из замечательных людей, каковых было очень мало, мы считаем Абая, конечно, не за его философскую систему, а как родоначальника казахской классической литературы и общественника своего времени. И по нашему разумению Абая-философа отделить от Абая-художника и писателя-публициста своего времени никак нельзя, поскольку за Абаем мы должны искать целую концепцию исторических процессов, расшифровывать конкретные условия данной исторической среды, и поскольку Абай в целом есть продукт данной исторической эпохи с его социально-экономическими процессами. Или т. Кабулов думает, что диалектика допускает произвольно расчленить Абая по своему предвзя­тому вкусу и рассматривать Абая-философа, Абая-художника и Абая-публициста. Нельзя забывать, что философия, публицистика, литература, искусство, эстетика смежные и черезполосные отрасли духовной культуры человечества.

   Для убедительности хотя бы приведем такие примеры: у Пушкина есть страшное стихотворение «К клеветникам России», где он оклеветал народно-революционное движение польского народа, изнывавшего под сапогом Николая I в первой половине 19 столетия. Что, разве здесь происходит простое заблуждение или недоразумение с Пушкиным. Нет. Здесь проявление социального инстинкта русского барина в лице гениальнейшего своего поэта-классика, поэта-национального. Пугачевское восста­ние Пушкин назвал бунтом жестоким и бессмысленным. Есть у него вроде «Боро­динской годовщины», еще ряд реакционнейших стихотворений, в которых без труда увидишь чиновничье-барскую идеологию.

   Возьмем Толстого. Религиозно-философская система Толстого, в одно время поднявшая его не только как властителя дум русской интеллигенции упадочного периода, но в глазах культурной Европы превратила его чуть ли не в пророка XХ столетия – сейчас стала реакционной вещью, несмотря на то, что эта реакционная система Толстого своей борьбой с государственной формой и существующим общественным порядком, своей борьбой с официальной церковью, играла в одно время положительную роль. Теперь ведь философия Толстого наивна и жалка, реакционная вещь. Между тем, художник Толстой в духовную культуру старого мира входит как одно из великих духовных достижений человечества.

    Творческое наследие нам нужно критически проработать, вскрыть его недостатки, разобрать его идеологию, социальные основы и т. д.

Можно, конечно, в два счета разделаться с Пушкиным, с Толстым и с другими. Но тогда вместо культурно-духовных достижений человечества в прошлом останется ровно нуль. Партия подходит весьма осторожно к вопросу использования оставше­гося нам наследства в культуре и искусстве. Ленин говорил: «Пролетарская культура не является выскочившей ниоткуда, не является выдумкой людей, которые называют себя социалистами по пролетарской культуре. Это все сплошной вздор! Пролетарская культура должна явиться закономерным развитием тех запасов знания, которое общество выработало под гнетом капиталистического общества, помещичьего общества, чиновничьего общества» (Полн. собр. соч. том XVII). Это сказано вообще о всей культуре, и по отношению к искусству эти слова Ленина должны иметь безусловную санкцию.

ФИЛОСОФИЯ АБАЯ

 «Не к чему учиться молодой казахской общественности у беспомощного философа Абая в философских вопросах». Мы согласны с тов. Кабуловым. Пожалуй, не один Кабулов это заметил, не ему принадлежит заслуга первенства в этом вопросе. В основе рассуждений т. Кабулова о философий Абая, конечно, лежит марксисткое положение, но имеется изрядная доза путаницы, чего марксизм никак не может допустить, как математика не может допустить ни малейшей своевольности во всей своей строгой и стройной научной системе.

Кроме этой дозы путанной философии т. Кабулов, стараясь доказать несостоятельность Абая, как философа, сам обнаружил непонимание характера философии и публистики Абая.

Перейдем сначала к публицистической общественной стороне творчества Абая. Во всех стихах такого направления социальная природа Абая (не происхождение), вдохновлявшая его, видна совсем ясно. Эти стихи отражают настроение и думы, которые появились, как некая квинтэссенция социальных движений, происходящих в эпоху Абая, подготовленных всем предыдущим историческим развитием страны.

Единственно, в чем мы согласны с т. Кабуловым, — это верная характеристика, сделанная им эпохе Абая, которая оставила след на творчестве Абая. Мы об этом написали более подробно в своем специальном подробном очерке об Абае, сделанном для казахской печати, показав зависимость свего его творчества от этой эпохи. Сейчас в пределах газетной статьи нет возможности подробно остановиться на характере творчества Абая.

Мы считаем своей обязанностью лишь предупредить нашу партийно-советскую общественность от тех заблуждений и кривотолков, которые может вызвать т. Кабулов своей односторонностью. Кроме того, Кабулову нужно внести одну существенную поправку, а именно, эпоха Абая была эпохой активного внедрения колонияльного торгового капитала в патриархально-общинную среду со всеми отрицательными и положительными последствиями этого, во-первых, и затем – эпохой столкновения и конфликта двух культур, культуры отсталой с культурой более высокой, во-вторых.

Это обстоятельство дает свой особый оттенок на творчество Абая.

Тов. Кабулов произвольно разбил Абая на два периода: первый выходит консервативный, а второй вроде того, что либеральный. Это просто голый схематизм, а не изучение живого Абая.

Первым долгом считаем необходимым обратить внимание, что Абай до 30 лет как будто ничего не писал, все его изданные произведения написаны им во второй половине жизни, в течение 20 лет. Первые его произведения носят почти исключительно публицистический характер, но по форме – старое казахское песнесложение. Во всех этих стихотворениях нет никакого определенного оформленного консерватизма. Есть отдельные ошибки, отдельные недоразумения, происходящие у Абая, благодаря его некультурности и невежеству, а во всех других его случаях есть сатира и злой смех над той средой, где он жил, и которая на глазах у Абая разлагалась.

У Абая есть свое миропонимание, иногда довольно смешенное, но в целом в этих первых, даже плохих, стихах нет никакого консерватизма. Только иногда он не понимает происходящих явления и стоит, озадаченный, на перепутье. В дальнейшем же Абай оформляется и доходит до полного обличения разложившейся общественной среды в лице всех баев-паразитов, управителей-обиралов, всяких мошенников-проидох более мелкого пошиба, лентяев, дармоедов и т.д.

Весьма удивляешься только одному, что тов. Кабулов, сделав две-три ссылки на стихотворения Абая указанного характера, в первом своем периоде считает его консервативным. Видите-ли, Абай сам был патриарх, а все эти типы-баи, управители и т. д. были новыми общественниками, игнорировавшими Абая, и будто явились иосителями вновь сложившейся общественной формы жизни, и потому Абай, озлобленный на них, стал ругать и ненавидеть их. Это самое поверхностное и схема­тическое суждение. По нашему, примерно к 80-м годам прошлого столетия, они были типами разлагающейся общественной среды, и Абай в лице этих типов и стал современную ему общественность беспощадно изобличать. В этом, именно, положи­тельная сторона Абая, и мы в этих выступлениях находим полный голос эпохи, выразительный язык социальных движений, чем и замечателен Абай. Этой стороной были замечательны и Толстой, и Салтыков-Щедрин. Характерно то, что у Абая, наряду с злой сатирой на существующую среду, не найдешь особой слезы о прошлом.

Делать подробно выписки о характере этой публицистики Абая, что мы сделали в своем очерке на казахском языке, здесь нет возможности.

Короче говоря, оспариваем мнение о консервативности характера публистических и сатирических стихотворений Абая и заявляем, что он (Абай) является именно глашатаем надвигающейся новой эпохи торгового капитала и в этом мы видим положительную историческую заслугу Абая.

В дальнейшем Абай оформляется, хотя общественный идеал Абая не развился до законченной формы и не мог доразвиться в той среде, где жил Абай. Однако Абай в своих последних стихотворениях, со стороны языка и формы более зрелых – общественность и молодежь благословляет на новый порядок, призывал их взяться за культуру, взяться за труд, и даже за торговлю, осмеивал все пороки и косность своей среды. Во всех его таких стихах есть что-то новое и более высокие думы, задачи и загадки, которых не знала, не слышала раньше его среда. Что это все – ерунда, чушь? Ничуть не бывало. Все это язык эпохи, голос чего-то нового, и потому они были столь популярными среди казахской массы; что все от малыша до старика, даже неграмотные казахи наизусть передавали их на все мотивы.

Абай был подлинным народным поэтом, и в истории литературы и публицистики вообще редко на долю писателя выпадал такой успех в народной массе, какой имел в свое время Абай.

Такие вещи бывают лишь на поворотном историческом пункте, на известном этапе исторического развития нации, классов и такая слава и  всенародное признание выпадают на долю немногих лиц, которые сумели отразить в свом лице настроения и думы духовной жизни эпохи. Конечно, многое у Абая устарело, многое теперь наивно, часть абаевского творчества теперь стала консервативной. Но все это ничуть не умаляет исторического значения Абая, как общественно-публицистического идеолога нарождающейся новой общественности своей эпохи. А всякое литературное наследство каждый марксист обязан рассматривать в связи с конкретными историческими условиями.

Ругая Абая, многие наши товарищи указывают на отсталость его идеологии, на некоторые противоречия его взглядов о марксизме, и упускают его историческое значение, как поэта, и как общественника своего времени. Претензия есть и такого характера, что он не отразил пролетарской идеологии. Абай, мол, симпатичен алашординцам и националистам. Все это вздор. Противоречия у Абая с марксизмом, его ошибки и наивности, которые ясны для нас, ничуть не говорят о том, что со­ветская общественность должна сдать Абая в архив. Абай не мог быть марксистом, не мог в своем творчестве отразить пролетарскую идеологию. Ведь даже у Чернышевско­го, Салтыкова и даже самого Горького сколько угодно найдешь противоречий, немарксистских вещей, несмотря на то, что некоторые из этих людей росли вместе с русским пролетариатом, вместе с растущим оформлением классового сознания пролетариата, жили в новой социальной эпохе и имели за своей спиной кое-какую духовную культуру русского народа и были знакомы с европейской культурой. Ну а что спрашивать у Абая о марксизме? Чернышевские, Салтыковы и др. не будут нами игнорироваться и не будут долгое время забыты. Их значение и достоинства не в том, насколько они марксисты, а совершенно в другом. То же самое мы говорим об Абае.

Философия Абая очень проста. Целой философской системы у Абая нет. Отдельные мысли и воззрения на мир и общество встречаются во всех стихах Абая так же, как у всех поэтов вообще, но в отдельных произведениях обнаруживаются частями его миропонимание и общественный его идеал. Это отдельные, не связанные между собой мысли, безусловно, имели в свое время влияние на духовную жизнь некультурного казаха, но никак не утверждает за Абаем звания философа, оста­вившего какую-нибудь систему воззрений. Правда, в одном месте Абай дошел до такого обобщения, как признание мира единым и целым, и доходя единстве частей всего мировоззрения, полагая, что в нем каждый имеет свое место. Это были потуги сильной индивидуальности, зажатой в тиски роковой обусловленности своей среды – потуги над разрешение тех вопросов, которые поставила ему среда.

         Кроме того, есть два-три стихотворения на религиозно-философские темы, вроде державинской оды «Бог».

        Все религиозного характера мысли Абая ничего нового не представляют, за исключением того, что может быть они были новы для тогдашней казахской среды, которую всякие шарлатаны-муллы обманывали всяким шарлатанством, знахарством, схоластикой. Мусульманские религиозные философы более древнего происхожде­ния, наоборот, по существу веры «ислам» успели развить более цельные, метафизи­ческие, теологические системы, чем Абай; у Абая встречаются их взгляды. То же самое влияние их имеется в отрицании Абаем существующей и проповедуемой муллами формы религии.

В остальном у Абая имеется влияние Толстого, которого он читал.

Вся философия Абая эклетична: кусочек отсюда и кусочек оттуда. Многие из философских рассуждений Абая стало теперь реакционной вещью так же, как многие из публицистических стихотворений его уже устарелой и теперь наивно, несмотря на то, что последние в одно время сильно волновали духовную жизнь казахов.

Однако, из-за своей философии Абай в целом не подлежит осуждению и полному забвению. А за общественно-публицистическими стихами должно быть признание их историческое значение, как за документами целой эпохи. Но главная заслуга Абая в художественной стороне его творчества.

ЛИТЕРАТУРНОЕ НАСЛЕДСТВО АБАЯ

 Мы Абая считаем родоначальником казахской классической литературы, и чтобы отдельно товарищи по поводу этого ни говорили, думаем, что мы не стоим в каком бы то ни было противоречии с марксизмом. Если этот факт нужно замалчи­вать только потому что одно время именем Абая одухотворялось все националисти­ческое движение, что Абая в свое время алашординцы признавали за духовного вождя, то это вздор. Если, кто бы то ни был алашординец или даже монархист говорят, что вокруг солнца вращается земля, то не можем же мы из-за классовой ненависти к нему говорить обратное.

Когда мы говорим, что родоначальником казахской классической литературы является Абай, примерно происходит то же, когда говорят, что отцом русской классической литературы был Пушкин. И вслед за ним это же положение могут выдвигать и монархисты, и анархисты, и фабриканты, и помещики, и казах, и немец. В эпоху Абая не было чего-либо похожего на классическую литературу, кроме простого песнесложения по поводу разных случаев. Были, конечно, отдельные, более или менее стройные песнеслагатели и раньше Абая, и его современники и даже поэты своего рода, которые, конечно достигли некоторой формы.

Но это и все.

Абай впервые воспел тончайшую лирику, думы и элегии в своих стихах, чем воспитывал и выковывал новую казахскую личность и индивидуальность, которая до сих пор еще жила стадным чувством и которая теперь пробуждалась и росла, властно требовало себе духовной пищи. Абай расширил кругозор еще бесформенной индиви­дуальности даже плохими (в настоящее время) сатирическими стихами на разные общественные темы, так же, как неустаревшими еще и прекрасными в свое время стихами на некоторые другие темы, как например, отношения между мужчинами и женщинами, о любви, о поэзии, об окружающей природе, и наконец, непревзой­денными переводами произведений Лермонтова, Пушкина, Крылова, где особенно выразилось поэтическая сила дар слова Абая.

Во всем этом Абай выступал с самым простым и изящным казахским слогом, достиг такой вершины мастерства, что переводы таких мастеров русской литературы, как Пушкин, Лермонтов и Крылов вышли ничуть не хуже оригиналов, за исключе­нием сознательных отступлений и изменений соответственно пониманию языка. Благодаря такому мастерству, тончайший звук лирики самого Абая и высокохудо­жественное творчество Пушкина и Лермонтова доставили настоящее наслаждение современному Абаю, даже неграмотному казаху, открывали ему новый мир, расши­рили его кругозор и потому-то они широко разошлись по степи, выковывая новую пробуждающуюся личность.

И это было тогда, когда грамотных был 1 процент населения, письменность была полудуховная, никакого литературного языка не было, а в самом песнесложении из четверостишии были и религиозные, и арабские, и татарские слова. В дальнейшем все последующие поэты восприняли технику слога и простоту языка Абая. Современному нашему литературному языку проложил дорогу абаевский слог. Кое в чем он и сейчас непревзойден.

Здесь Абай выполнил высокую историческую миссию. И к нему можно применить слова, которые наш ученейший марксист Покровский сказал о Пушкине: «Мы любим Пушкина за то, что он выработал великий русский язык».

До Абая вообще не было никаких литературных форм. Вся техника песнесложеия состояла из четверостиший. Абай впервые выработал точно размеренные рифмы, создал свои формы, и технику, которые и вошли целиком в последующую литерату­ру…

Далее следует сказать, что общее направление поэзии ближе Салтыкову и Гоголю, почти что родственно им. Абай не знал техники, был необразован, поэтому то острый язык его и меткая сатира не оформились в законченные формы. Да и среда не дала ему и не могла дать всех необходимых материалов для создания бессмертных казахских типов, подобных Разуваемым, Собакевичам, Хлестаковым.

Беря отдельные места сатиры, многие считают Абая романтиком. Близок к такому мнению и т. Кабулов. Это незнание общих законов литературы и характера творчества Абая. Так очень просто и легко можно причислить к романтической школе литературы и Гоголя, и Салтыкова из-за одной сатиры и юмора. Но всякое обличение пороков данной общественной среды есть романтизм. Разбирая подробности стихов Абая не найдешь ничего родственного с романтизмом, характерным для какого-ни­будь упадочного периода той или другой эпохи. Наоборот, характерным для всех стихов Абая является призыв его, какое-то рвение вперед и искание чего-то нового, своеобразное реагирование своей среды.

Как мы сказали выше, это было отголоском новых веяний, новых дум, отразивших новую социальную эпоху в лице проникающего в казахскую степь торгового капитала и идею новой, более высокой культуры.

Абай многого, как художник, как поэт, не достиг. Но достаточно того, чего достиг Абай, чтобы в соответствии с историческими условиями признать за ним заслугу родоначальника казахской литературы.

Для такого признания нас не должны смущать ни происхождение Абая из патриархальной семьи, ни тот еще факт, что он был волостным управителем. В оценке положительного исторического значения отдельных личностей социальное про­исхождение может быть заслонено их историческими заслугами. Примеров этому много и не к чему их приводить. Также можно сделать снисхождение и в отношении личных недостатков, когда вся историческая деятельность личности в целом выше отдельных его заблуждений.

В истории бывали случаи, когда духовный вождь целого поколения доходил до самого высокого морального падения, хотя бы пример с Гейне. Абай как управи­тель — тоже продукт той среды. А Салтыков был управляющим казенной палатой, ведь это на старой бюрократической лестнице не маленькая была должность.

Говорят, что Абай теперь устарел, у нас теперь есть поэты и писатели получше его. Совершенно спорно. Но это опять-таки ни в коем случае не стирает истори­ческого значения Абая.

«Советская степь» № 191 от 22 августа1928 г.