Для тех, кто собирает сведения по биографии моего отца, нужны данные о его характере, образе жизни, о том как он выглядел при встрече со своими современниками, какими обычно были выражения его лица, одежда, походка, речь, как он радовался или возмущался. Среди современников моего отца было мало людей, умеющих писать. Поэтому мне невольно пришлось взяться за перо. Хотя, по моим понятиям, писать сыну о характере и привычках отца не вполне прилично.
Прежде я никогда не писал подобных вещей и к тому же никогда не видел и не читал книг воспоминаний. Мне хочется взять характер отца в целом и постепенно, вдумываясь, раскрыть его настолько, насколько смогу. Азамат которому нужны будут мои слова, найдет из кучи тюков нужный материал и выберет и выкроит то, что ему нужно.
Я первенец отца от младшей жены. Мой отей женился второй раз, наверно, потому, что первая жена была на 2-3 года старше его и он думал, что в преклонном возрасте не сможет она ухаживать за ним. Во вторых, наверно, и потому, что по традиции считалось: состоятельный человек должен иметь двух жен.
Я родился, когда отцу исполнилось уже 32 года, когда безудержные порывы юношеского огня покидали его и он стал считаться старшим братом в кругу джигитов. С тех пор, как я помню себя, знал отца человеком с открытым лицом, представительным на вид, с проницательным взглядом. Он мог быстро рассердиться и быстро стать радостным. Душа его была восприимчивой. Беседовать с ним было интересно. Любил игры. Дастархан его был всегда полным. Он никогда не сидел скучным, неинтересным, вялым. Он находил у слуги, у пастуха или у женщины работницы какую нибудь особенную черту в характере или какую нибудь выходку и добродушно вышучивал. Никогда не мог долго пребывать в обществе человека, которого не любил и которому не доверял. Если невольно оказывался рядом с такими людьми, то эти минуты были для него равносильны минутам пребывания в тюрьме. Его душа никогда не лежала к человеку, который прикрывался вежливостью, обходительностью, нарочно вел себя порядочно, чтобы следить за каждым шагом и за каждым словом других. Отец всегда скучал по тем людям, которые имели веселый характер и искрометное слово. Когда приходили такие люди, он радовался им, как сыну или родному брату. Еще в детские годы мне запомнилось, что окружающие робко шутили с отцом. Хоть он сидел, весело перебрасываясь шутками, но в какой то момент мог рассердиться. Зная об этом, все аульчане, в том числе почтительные байбише І, разговаривали с отцом и шутили, храня в душе опаску, что напоминало игру лошади с жеребцом.
Спал отец мало. Обычно он ложился позже аульчан и вставал раньше их. Он садился перед кроватью на мягкую постель из стеганых одеял и подушек. Сидел без головного убора, в одной только рубашке, облокотившись на подушку или прижав ее к боку. Пил только рассыпчатый чай. Никогда я не видел, чтобы он пил чай без сахара. Но сахар всегда остовался. Ел немного. На утрений чай пекли для него оладьи, добавив к тесту яйца. Иногда жарили пирожки.с одними только баурсаками он не завтракал. Чай пил из стакана. В горячем виде его не пил. Подождет пока остынет, а потом выпьет сразу.
В играх, которыми увлекались казахи, шашки, карты,отец был одним из первых. Насколько я знаю, он особенно любил и с азартом играл в тогуз кумалак. Приезжали разные старики, мастера и любители этой игры из рода Тобыкты и гостили месяцами, пока не наиграются. Некоторым из этих стариков, тем, что победнее, отец давал барана на мясо на зиму, дарил стригунка, бычка или даже лошадь. В основном, приезжали игроки зимой. Среди них были такие, как корпебай, Куттыкожа, Кудайберды сын Куата, Исмагул сын Магиша.
После утреннего чая начинается игра в тогуз кумалак. Отец сидит в одной рубашке, прижав белую подушку. На голове у него тюбетейка. Он весь в игре. Почтенные аульчане приходящие к нам в течение дня, также включаются в игру. А те, которые оказывались лишними в числе игроков в тогуз кумалак, а дети затевали игру в карты или рубились в шашки. Я не встречал человека, который бы побеждал отца в тогуз кумалак.
Вследствие того, что у казахов была своя манера распоряжаться временем, выработалась в степи одна привычка: человек, прибывший с каким нибудь делом, сразу по приезде не говорит о нем. Он или переночует, или пообедает и только перед самым отъездом излагает цель своего приезда. Мой отец был против этой привычки. Он мирился с ней только тогда , когда приезжал издалека какой нибудь уважаемый человек. А у других он сразу спрашивал об их деле, тут же решал и спокойно принимался за чтение книг или за игры. При этом заявлял прибывшему: «Теперь можешь гостить». Если такой пришелец, придерживая обычной привычки, молчал, не отвечал на расспросы, как будто набрал в рот воды, потом отец слушал его нехотя, отчитывал:
Почему ты промолчал, когда я спрашивал?
Бывало так, что отец не выслушивал таких молчунов вообще. Он бывал доволен теми, кто о цели приезда говорил сразу. Люди нашего рода знали об этом и говорили обо всем при первом же вопросе.
Хозяйству отец уделял мало времени. Ему и некогда было заниматься им, потому что днем и ночью шли к нему люди за советом и помощью. Но он заботился о форме хозяйства, об его основной сущности, выбирал место стоянки на джайляу, находил хороших пастухов. Коров у него не было. Коровы не могут доставать корм из под снега, а летом пачкают окрестность вокруг юрт. По этим причинам в то время все баи нашего рода не содержали коров.
Во время поездок в город он сам никогда не покупал предметов домашнего обихода и не занимался продажей скота. Все это поручал кому нибудь из своих товарищей. Деньги не держал при себе и обычно не знал, сколько израсходовано и сколько осталось. Какая бы сумма ни была у него, деньги всегда находились в кармане конюха. Если конюх сообщит, что деньги кончились, отец не требовал отчета, а находил и давал новую сумму. В городе он не разрешал брать мясо у торговцев: обычно кололи дома и мяса было в достатке.
Перекупщик Матайбай сын Мамбета рассказывал про такой случай. Однажды он, желая похвастаться, сказал отцу:
Я со вчерашней шкуры вашей лошади заработал три рубля барыша. На это мой отец ответил:
Я не торговец. Меня обкрадывают все бессовестные нахалы. Матайбай далее рассказывал:
Я хотел еще что то сказать но меня остановил айтказы сын Жексеная, присутствовавший при разговоре, прошептав: «Тек». Я покраснел и промолчал.
Вечерами кто нибудь постоянно рассказывал сказки, нередко и сам отец. Когда рассказывал другой человек, отец слушал так, как будто слышал впервые. Только выслушав до конца, он вносил поправки. Можно сказать, что не было таких сказок, которые бы он не знал. Он говорил, что по сказкам можно судить о прошлом казахского народа: где казахи жили, кто был их соседом и соперником, чем предки занимались, об их чаяниях, об уровне их знаний. Надо полагать, что в молодости отец читал много персидских сказок, книг, таких, как «жамшит», «Кахарман». Я сам свидетель того, что мой отец первым прочитал книгу «Тысяча и одна ночь» и впервые познакомил с ней аулы. Благодаря отцу, стали в степи популярными русские книги. Аульчане познакомились с такими произведениями , как «Густав Амир» казахи увлеклись русскими романами:
Вообще отец был более склоненк оценке повседневной жизни чувством, нежели умом. Он избегал холодного суда разума и старался быть под влиянием настроения. Однако острое чувство, которым щедро наделил его Бог, безошибочно определяло, чем мы дышим, о чем думаем, довольны ли мы чем-то или нет.
Отец настолько подчинился чувству, настроению, что сильно радовался, когда ребенок охотно шел на его зов. В таких случаях он говорил:
— Узнает. Это его кровь влечет к родной крови…
Тем, что я умею хоть пять куплетов сложить, обязан только отцу, его надежде на меня.
Дома отец одевался однообразно: рубашка, штаны, на голове тюбетейка. Когда же выходил из помещения, сверх тюбетейки одевал борик из синего сатина, окаймленный вокруг белой шкурой. Иногда, когда становилось прохладно, накидывал на себя красную шубу. С утра до вечера читал, и особенно русские книги. Иногда возьмет в руку карандаш, сидит, что-то бормочет себе под нос, а потом пишет новые стихи.
1889 год, мне было тогда 14 лет, был самым плодотворным в творчестве отца. Мне запомнился его вид во время сочинительства. Он сидит с несколько побледневшим лицом, как человек взобравшийся на головокружительную высоту. Его ноздри слегка шевелятся, как у запыхавшегося бегуна или седока. Глаза увлажнены. Едва слышно что-то шепчет, бормочет, издает невнятные звуки и приступает к письму: Пишет без остановки, ничего не зачеркивая, не исправляя. Кажется, что льются стихи из откупоренного сосуда поэзии.
Некто Алдангар постоянно занимался воровством. Отец решил исправить его и переселил в свой аул, взял также на воспитание дочь Алдангара Менке. Она готовила чай отцу. Девочку отец наставлял так:
— Когда я что-нибудь буду рассказывать гостям и вдруг обращусь к тебе с вопросом: «Не так ли, Менке?», ты отвечай: «Да, так».
И вот вечерами отец цитирует самым развитым людям выдержки из научных книг, о которых казахи и не слышали, и обращается время от времени к девочке: «Не такли, Менке?», Менке отвечает: «Да, так». Гости в таких случаях приходят в недоумение, удивляются:
— Япырай, смотри-ка, как это девочка понимает!
Иногда отец заканчивает свой рассказ словами:
— Если кто разгадает смысл моих слов, тому подарю свой синий борик. Этим он как бы дает гостям возможность восстановить ущемленное самолюбие. Это были шутка и игра.
В 1889 году я в течение полумесяца находился рядом с отцом, выучил наизусть все его новые стихи и терпеливо слушал все высказывания. Отец был очень доволен мной, сильно радовался, представляя меня всем, кто проездом заходил в наш дом:
— Этот будет человеком. Он выучил все мои слова. Он без устали слушает мои наставления.
Слова отца я воспринимал, как слова пророка и бесконечно верил им. Я верил, что внимая словам отца, стану человеком и был в числе его учеников, которые постоянно спорили между собой в поисках истины.
В характере отца с малых лет находились рядом гнев и любовь. Зная об этом и жены, и дети и представительные люди рода, и простые аульчане старались снискать его любовь и доброту и остерегались его вспыльчивости. Известно, что жены-соперницы постоянно враждуют. Какой муж не хотел бы, чтобы они жили мирно. Но это желание далеко не всегда исполняется. А вот моя мать не проявляла ревности и вражды к соперницам. Наверное, здесь причиной была сила характера отца. Я могу утверждать, что в детях его никогда не было чувства унижения, как обычно бывает у детей младшей жены.
С годами отец стал менее вспыльчив и более добродушен. К добродушию он пришел через испытания – на себе испытал жестокий нрав и суровый характер хаджи, своего отца. И говорил:
— Страх и любовь, вода и огонь никогда не уживаются. Человек воспринимает наставления того человека, которого любит. По нему равняется. А наставления через силу и страх не достигают цели.
Отец баловал нас и почти не одергивал, когда при нем мы бегали и устраивали разные игры. Но когда видел, что прячемся от него и устраиваем игры в обществе непорядочных людей, очень сердился, ругал и стыдил нас.
Чаще всего на становление характера человека влияют три группы людей: родители, учителя, ровесники. Он берет хорошее или плохое у того, кого любит. Отец оберегал нас от дурного влияния и следил за нами, как казахи следят за дочерью.
Он великодушно относился к нашим проделкам, которые мы совершали на его глазах. Можно привести такой пример. Однажды мы приехали в Семипалатинск. Наш дядя Какитай немного занимался торговлей. Он завел кредит в Государственном банке, пригласил нас в гостиницу и устроил вечер. Известно, что мы в гостиницу шли не с целью расширить свой кругозор, а на попойку. Я обратился к отцу:
— Можно мне пойти?
Он разрешил. Раньше мы тайком пили водку и пиво. Получив разрешение отца, в кругу веселых людей под общий гомон и шум выпили мы. Когда ночью вернулись на квартиру, отец еще не спал. Нам постелили постель. Я вышел на улицу, стараясь скрыть свое состояние, От пива меня тошнило. Я решил спрятаться в темном углу двора… Отец оказался впереди меня. В ночных сумерках я не заметил его. Он застал меня во время рвоты и, приблизившись, сказал:
— Пиво – дурной напиток, действует на сердце. Посторайся очиститься хорошенько. Еще был такой случай. Вместе с отцом нас пригласили в гости один наш приятель Бекбай сын Баиса. Он накупил много хороших вин. Я стал отказываться, притворившись непьющим. Тогда отец сказал:
— Пей, но с умом.
В тот вечер пили и он, и я. Переводчик Государственного банка Анияр Молдабаев, уездный переводчик Омирбек, сын Оспана, и я, втроем, выпили две бутылки вина. Анияр свалился с ног. Отец выпил одну бутылку один и сидел как ни в чем не бывало.
У отца была страсть к хорошей лошади, к хваткой ловчей птице. На протяжении 2-3 лет он сильно увлекался охотой. Отбирал лучших стрелков-охотников, ловчих птиц и устраивал состязания. Каждого из своих детей учил охоте с беркутом. Но это увлечение длилось недолго. И постоянно отец менял своих птиц. Ему нравился взаимообмен. В нашем доме побывало около 250 беркутов. Помню, он постоянно говорил, что не видел такого беркута, как «куцый Тулака» Аульчанам нравилась в характере отца такая общительность. И даже между родами по примеру отца происходили взаимообмен и общение.
Мы были чингисскими тобыктинцами. Другие тобыктинцы несколько отличались от нас. Однако и они считали стыдом, если не могли удовлетворить чью-либо просьбу. Однажды на джайляу отец увидел чью-то темно – серую с лысивой лошадь. Обменял ее на пять кобыл с жеребятами. Вскоре эта лошадь разонравилась ему и он на пять верблюдов обменял ее. Вот так отец не без труда приобретал чужую лошадь, затем быстро разочаровывался и отдавал ее кому-нибудь из малообеспеченных..
В юности отец никогда не уставал от верховой езды, если отправлялся на расстояние больше 30-40 километров, запрягал телегу. В молодые годы разъезжал по отарам, пас скот. А стех пор, как я его помню, он не заботился о скоте, не ездил по своим угодьям, по отарам, как это делали денно и нощно казахские баи. И вообще отец намного раньше других перестал ездить верхом. Не знаю, чем это объяснить: или потому, что он много сидел дома и писал, или потому, что берег свое здоровье, или раньше других почувствовал старость.
С тех пор как отец женился на Еркежан и поселился там, в главном доме, другие семьи стал посещать редко. В основном, жил в этом главном доме расположенном в центре среди аулов и имевшем большое состояние. Зимой аул байбише находился от Абая на расстоянии 45, а наш – на расстоянии 70 километров. В 97- ом году в начале мая я приехал в главный аул. Отец находился в юрте-уранхае. Обычно весной до наступления жарких дней и осенью с наступлением холодов большую белую юрту ставил для гостей и для приготовления пищи. Сам он жил в четырехкрылой малой юрте, которая называлась «уранхай». Туда приносили много кизяка и разводили огонь. Отцу стелили мягкие одеяла у кровати. Он сидел, накинув поверх рубашку и доху из шкуры жеребенка. Перед ним в казане варилось мясо. По левую сторону юрты стояли в ряд небольшие черные бурдюки. Между казаном и входом кипел самовар. На углях кизяка пыхтел кипящий чайник.
Я зашел в юрту и отдал отцу салем. Не успел я поприветствовать его, как он сказал:
— Давайте выедем на джайляу.
Я проговорил:
— Ага наших верблюдов для перекочевки недостаточно.
— -Я найду вам верблюдов. Давайте выедем.
— В той юртесидел подросток Оразалы. Отец отправил его в аул своего приятеля Есирера с просьбой дать трех верблюдов. При этом заверил, что верблюды при возвращении не будут хромать и не потеряют в весе. Есиркер был из аула самого младшего и самого малообеспеченного из четырех сыновей Иргизбая Жортара. Сам Есиркер- сын работника Жортара по имени Архат. Нажив некоторое количество скота, он избегал сыновей Жортара, которые кормились у него. В течение 2-3 лет Есиркер находился под покровительством отца. Он ответил Оразалы отказом, заявив, что у него нет верблюдов. Тогда отец, помолчав, подумав, поднял голову и с улыбкой сказал:
— О, Бог, благодарю за милость. Я, оказывается,- добрый мусульманин. Если бы этот Есиркер жил рядом с Такежаном и если бы, как я, Такежан попросил у него верблюдов, то он не посмел бы отказать. Он верит моему мягкому характеру и решил, что Абай на его отказ ничего не сделает, не ответит злом.
Отец никогда не поддерживал подстрекателей-воров. Однажды кто-то вошел в юрту и сказал:
— Прибыл Карипджан- хаджи из племени Найман.
Отец одел ичиги, брюки, бешмет, попросил, чтоб постелили одеяло. Когда гость вошел отец обратился к нему:
— Е! Хаджи, как сюда прибыли?
— Да вот угнали у нас 7-8 лошадей, гонимся за похитителями.
— Хаджи -ай, стоило ли из за 7-8 лошадей выезжать самому. Поручили бы кому нибудь помоложе. И с досадой проговорил: Если бы угнал кто нибудь из тобыктинских воров, то я бы нашел и возвратил.
Карипджан хаджи смутился и сказал что в порыве гнева не сдержалсы и отправился в погоню сам. Когда карипджан хаджи с 5-6 спутниками обедал, пришел страший брат отца Танирберды:
Вы по какому поводу пришли?
Танирберды:
— У этого Исмагула есть спорное дело. Оспан направил к тебе на разрешение. Вот и привел его.
Отец сказал брату:
Вы разве стали гонцом и покравителем?
Тем самым отец выразил крайнее недовольство тем, что его брат потворствовал ворам. На слово отца танирберды сильно обиделся. И позднее пришлось братьев мирить в ауле Оспана. На это собрание я тоже ездил.
Я никогда не видел, чтобы отец на каком -нибудь многолюдьи говорил свое заключительное слово и на этом решалось дело. Я не видел другого человека, кроме своего отца, который решал бы спорные дела так справедливо. Если вспомнить влиятельных людей нашего рода, то они разрешали споры как можно с большей пользой для своих друзей. Мне кажется что отец, не боясь никаких последствий, всегда стоял на том, где правда.
Вообще воры говорили: «К Абаю мы не можем идти с ложбю. Перед ним нас могут спасти только правдивые слова». Был один вор по имени Мынжасар сын Коблана. Воровство в этой семье шло по наследству, несмотря на неоднакратные разорения и изгнания. Этот Мынжасар рассказывал:
— В молодости как то я выложил Абаю всю правду и стал считаться честным вором. Но однажды попутал черт и сказал неправду. Мы угнали табун из племени Каракесек и, положив голову на камень, поклялись никому об этом не говорить. Когда приехал истец, Абай вызвал меня и спросил о пропаже. Я отрекся. Я решил молчать, если даже в зимнюю стужу заморозят меня водой. Абай разозлился:
— Ах,ты, что ты болтаешь? Твой сообщник давно рассказал, сколько и куда распределили?
Абай отпустил меня. Оказывается, те собаки все выдали. А я, разиня, с тех пор лишился доверия.
Во время поездок в город, насколько я знаю, отец останавливался в трех домах. Это дома шала казаха Кабыла, татарина Сулеймена и казаха Мауты. У всех троих жены были расторопными, умели вкусно готовить пищу. Ни за что на свете не останавливался отец у баев. Он обычно говорил:
-Ай, танир- ай, из- за того, что бай покроет мои расходы, я должен следить за его настроением, ходить осторожно, говорить осторожно, как молодой жених.
Любимый сын отца Магаш болел всю зиму.Несмотря на снег, джут, не дождавшись весны, отец с Еркежан приехал а аул Магаша.
У бия Ускенбая от первой жены Таншолпан был сын Тлеуберды по прозвищу Шубар. Мой отец был в дружбе с Шубаром. Они в детстве вместе играли в бабки и вместе росли. У Шубара состояние было небольшое. Когда он умер, осталось трое детей. Средний из них Канагат, мой ровесник, в удобный момент не прочь был что нибудь украсть. У людей он не пользовался авторитетом. Канагат оставил жену, на которой женил его отец, считая ее не ровней себе, и украл чью то дочь. Старший брат, разозлившись на него, весь скот его отдал отцу похищенной девушки. Прослыв сумасбродом, оставшись без скота, Канагат стал испытывать нужду. Выпросил у кого то тощую лошаденку, поехал в город, купил немного муки, кое как привез в наш аул.Измаялся, как собака. Он приехал в наш аул, чтобы навестить Магавью. После постоянных нареканий он присмирел. К Магашу зашел робко и тихо поздоровался.
Канагат также зашел в юрту отца. Отец спросил его:
— Ты откуда прибыл?
Канагат поведал о своем трудном положении, о том, что везет муку, что устала его лошадь. Тогда отец сказал:
— Ой бедняга. Устала лошадь, говоришь? В таком случае бери мою вороную и довези свою муку.
Так отец отдал Канагату лошадь, которую всю зиму содержал на овсе и берег. Услышав об этом, Магаш сказал мне:
Ой, кто только не вызывает сочувствие у отца! Кто ему канагат? Ровесник или приятель? Ему должный помогать такие,как ты, я, Какитай. Я бы не смог отдать Канагату, как отец, свою любимую лошадь. Мне и здесь не сравняться с отцом.
Так выразил Магаш свой восхищение щедростью отца. А таких случаев в жизни отца множество.
В дни моей юности у нас гостил сын известного героя Кавказа Тастемира. Однажды у него случайно началась ссора с одним джигитом, он закричал:
Если не убью тебя, то пусть я не буду сыном Тастемира! Так он проговорился и открыл свою тайну.
Ежегодно один два беглеца из Кавказа зимовали в нашем ауле. Иногда прожив месяц другой, уезжали. И всякий раз им дарили по лошади. Чаще всего мой отец отправлял их с теми, кто ехал на Кулянду. А наше аульчане затем отправляли их с теми торговцами, которые приехали на Куляндинскую ярмарку с противоположной стороны, со стороны Кокчетава. Таких пришельцев у нас было человек пятнадцать. Обычай дарить лошадь беглецу мусульманину был у хаджи Кунанбая.
Я выше говорил, что неловко писать об отце, о его характере сыну. При этом я имел в виду то, что сын склонен чаще всего вспоминать хорошие поступки отца, а плохие забыть. Сколько я ни старался быть справедливым, нич а просто больше его плохого, кроме одного недостатка, не могу сказать об отце. В молодости он был энергичным, любил ухаживать за собой, но рано поддался лени и старческой медлительности. Других недостатков я в нем не нашел. Это не потому, что я хочу расхваливать отца, а просто больше о нем ничего плохого не знаю.
Теперь я хочу вспомнить о характеристике, которую дал моему отцу Долгополов, в свое время избиравшийся депутатом первой или второй Государственной думы от г. Одессы. Во время сдачи докторских экзаменов он был обвинен в политическом преступлении и сослан в Семипалатинск. Здесь познакомился с моим отцом. В 1885 году целое лето он пробыл в нашем ауле. Однажды во время беседы отец попросил дать характеристику его детям. Тогда Долгополов сказал,.
— У твоих детей правильное отношение к человеку. Способные, хорошие ребята. Но при таком образе жизни, при твоем состоянии они хорошими не вырастут. Наука в руки просто так не дается. Ради нее надо трудиться в потелица. А твои дети не станут сильно утруждать себя, потому что они и так сами-ханы, сами –бии. Если они уедут в такую даль, откуда не видно будет крыши твоего дома, вот тогда они станут хорошими людьми.
После этого отец сказал..
— А теперь охарактеризуй меня.
Долгополов дал такую характеристику,,
-Ты- человек с золотой головой. Но и у тебя есть неприличные привычки… Утром встаешь, тебе кто-то приносит одежду, надевает на тебя халат, кто-то открывает дверь и выводит на улицу,затем приводит. Приносят тебе таз и на кумгане льют тебе на руки воду. Во время еды кто-то наливает чай, кто-то режет мясо на ломтики. Если ты хочешь спать, то тебе стелят постель, раздевают и укладывают. При этом с одной стороны кладут шакшу, с другой – носовой платок. А потом накрывают тебя стеганым одеялом. А сам для себя ты что делаешь? Разве только спишь разными манерами.
Эту небольшую характеристику Долгополова я привел для того, чтобы сказать о некоторых привычках отца. Правда, это – поверхностная характеристика. Самое сложное и трудоемкое в жизни отца- это его стремление к знаниям, чтение книг, творение стихов, размышления. Эту сторону жизни отца Долгополов не охватил.
Первая жена хаджи Кунанбая была на несколько лет старше мужа. Ухаживать за хаджой в пожилом возрасте нужна была жена помоложе и Кунанбай женился на Улжан и перешел жить в ее юрту. Улжан – это наша бабушка. Еще у хаджи была жена по имени Айгыз, мать Халиоллы и Смагула. Эти две жены жили мирно. У Кунке был единственный сын кудайберды,который был в обиде на хаджу за то, что тот оставил их. Кудайберды жил по-своему, никогда не слушался отца. Родной старший брат отца Танирберды воспитывался у второй жены бия Ускенбая. Среди детей Кунанбая самым способным, пожалуй, был мой отец. С 13-летнего возраста он начал активно участвовать в делах рода, активно выступал против врагов хаджи. Иногда побеждал, иногда терпел поражение. А вот в 27 лет одержал крупную победу.
В ауле Оразбая сына Аккула состоялись выборы волостного управителя. Аул находился около местности Бигули. Отец приехал туда один, без родственников, и добился избрания своего младшего брата Искака волостным управителем. С Оразбаем отец долгое время был в дружеских отношениях. А хаджи считал, что Оразбай и ему подобные не могут быть истинными друзьями, что все они – хитрецы. Но мой отец не слушался никого. Как-то из-за этого хаджи сильно ругал его. Но как бы там ни было, отец три раза подряд добивался избрания Искака волостным.
Однажды перед третьим избранием Искака отец приехал в его аул. Искак еще не встал с постели. Аксакалы, не дождавшись его, к полудню начали расходиться. Тогда мой отец вызвал Искака и сказал:
-Смотри, вон идет Жиренше. Ты знаешь о чем он думает?
-Нет,- ответил Искак.
-он думает, что на будущих выборах ни за что не будет голосовать за тебя. Десять лет, в течение которых Искак был волостным, оставили в народе недобрую память. Сын хаджи считал, что для того, чтобы управлять волостью, не обязательно знать мнение народа, а достаточно угодить Абаю.
И Искак, и его жены распоряжались чужим скотом, как своим собственным. Когда Искак выезжал на съезд, жена была рядом с ним. На месте съезда ставили для них юрту, кололи скот, устраивали увеселительные игры. Если Искак злился, то несмотря ни на возраст, ни на авторитет человека, набрасывался на него с яростью. Его характеру удивлялись и дети, и женщины, сравнивая со злым духом из сказки.
Самого младшего брата отца звали Оспан. Он был человеком широкой натуры, несколько простоват. Если кто-то ему нравился,то для него его щедрость разливалась морем. А если к кому-то питал неприязнь, то мог его вытянуть за ноги из дома и выбросить. Тем не менее, Оспан после Абая был самым умным из братьев. С виду он мог казаться простоватым, а про себя отдавал отчет каждому своему поступку и всегда впереди имел какую-то цель. О молодом человеке, который еще не нашел своего призвания, разные люди думали по-разному и нередко ошибались.
Выше было сказано, что отец был в ссоре со старшим братом Кудайберды. Но за два-три года до своей смерти Кудайберды помирился с отцом.
В течение этих двух-трех лет они совсем забыли о ссоре и по – настоящему, по братски относились друг к другу. Отец часто повторял:
— Горе оказывает сильное воздействие на юное сердце. Ничто так не действовало на меня, как смерть Бакема (Кудайберды он называл Бакем). Здесь он сравнивал смерть брата не со смертью Магавьи, а со смертью Оспана и Габдрахима. После третьего избрания Искака волостным была выдвинута кандидатура хаджи Шакарима сына Кудайберды, которому только исполнилось 20 лет. Когда хаджи
Шакарим стал волостным, он начал тайно собирать своих сторонников и скреплять союз клятвой. Но это ему не помогло. На следующих выборах хотели избрать волостным Оспана. Но против него были и предводители родов, и хаджи Шакарим. Все друзья и родственники, которым верил сам старший хаджи, на этот раз именили и избрали волостным Кунту. Искак пришел к отцу и сказал:
— Люди переметнулись на сторону Кунту. Они обманывают тебя. Тогда отец вызвал своего друга Ербола и спросил, насколько прав Искак. Тот ответил:
— Нет, Абай. Искак не просто так говорит.
Отец поверил Ерболу и не стал допытываться дальше. К тому же он был немного болен. После этих выборов, состоявшихся в 1884 году, отец разочаровался в друзьях, в окружающих его людях и так выразил свои мысли:
«Вот и старость. Скорбны
думы, чуток сон».
«Вот и старость. Свершиться
мечтам не дано!»
«Хоть любую добычу
беркут берет»,
«О, казахи мои. Мой бедный народ!»
«Бай живет и охраняет свой скот»,
«Измучен, обманут я всеми вокруг»,
«Тот, кто заблудился, видит
Впереди простор пустой»,
«Бесчестный зверя
жадней…»
Когда отец написал последнее стихотворение и прочитал своему коноводу – ямщику и товарищу Кусаину, сыну Какимбая по прозвищу Карасакау, то тот воскликнул:
-Пропал Кожекбай!
Карасакау был выходцем из рода Кокше, ответвление Балтая. А Кожекбай – из рода мамай, ответвление Еламана. Отец Кожекбая Жамантай был тестем старшего хаджи Кунанбая, так как наша бабушка улжан была его приемной дочерью.
Во время земельной тяжбы Жамантай был убит родственниками. Хаджи Кунанбай добился того, что убийцы полностью заплатили за жизнь Жамантая, а его малолетние дети Кожекбай, Тезекбай, Макыш находились под присмотром самого Кунанбая и никто не смел их обижать. Они пользовались всеми правами, какие были предоставлены каждому из четырех сыновей Улжан. Когда начался разброд среди друзей и приятелей старшего хаджи, они переметнулись в сторону наших врагов и стали держать совет с Кунту, который тогда был волостным.
Однажды на одном сборе Кожекбай постоянно задевал акына Байкокше. Тогда Байкокше сказал:
Твои слова, Кожек, как
Синяя вода,
И синий малахай –
твое наследство.
Тебе не стать почтенным
никогда:
Ты, сатане подходишь
для соседства.
Начало стихотворения «Если бы он жил в чужом роде» Байкокше посвятил Кожекбаю. Там говорится, что он может быть в хороших отношениях, находясь далеко. Когда друг оказывается в беде, забывает обо всем хорошем и может совершить подлость.
Мой отец часто писал стихи, в которых критиковал своих сородичей и плохо о них отзывался. Это кажется потому, что люди рода Иргизбая отличались плохими чертами характера.
Однажды разболтался иргизбаевец Бакаш. Слова его были настолько непристойными, что едва и во сне бы приснились. Тогда люди сказали ему:
— Бакашай, эти слова твои – бессмыслица.
— А тот ответил:
— …..Потому что я иргизбаевец.
Между Бакашем и Иргизбаем, конечно, была разница большая. Люди в шутку говорили: «Хороший иргизбаевец рождается чрезмерно хорошим, а плохой рождается баксы, от которого нет прока».
Говорили: «Хороший иргизбаенец рождается чрезмерно хорошим, а плохой рождается баксы, от которого нет прока».
Стихотворение «Наконец, волостным я стал» было написано отцом, когда у реки Баканас в 1888 году на чрезвычайном съезде волостным Мукурской волости был избран его ровестник Кулембай. Кулембай происходил из молочисленного рода, но благодаря своему состоянию, стал волостным. Также Кулембей посвещены стихи «Уагалайкумассалем, волостной…».
Стихотворение «О,помоги к стоном твоим», «Я призрел познанье, юноша пустой» написаны в то время, когда Габдылрахим учился в Тюменском реальном училище. А агать, что тогда написано и стихотворение «Наших множество детей принимают в интернат». Где-то между 84-87 годами написано стихотворение «Моим взволнованным словам…». Стихотворение «Лето» появилось во время летних кочевий в низовьях реки Баканас, когда аул остановился в местности Копбеит, расположенной неподолеку от земель племени Керей.
Стихотворение «Ноябрь- преддверие Зимы, пора аул, пора» отец написал в ауле своего старшего брата Танирберды. Внука Танирберды Динислама не пускали из дома, заставляли есть за столом. А мальчику хотелось поделиться с ребятишками своим обедом и он рвался на улицу. Отец был свидетелем такой картины и написал стихи. 84-ом году зима была суровой и легла тяжелым бременем на народ. Вот тогда отец сочинил стихотворение «Зима».
Стихи «Масгуд» были написаны в 1887 году. В 1881-82 годах отец занимался охотой тогда он написал «Всадник с беркутом скачит в ранних снегах». В те годы были написаны: «Управитель начальству рад», «Если кто-то стал выше другого», «Да будет слово мудреца», «Звереет бай», «Не продухнуть, полнит мне грудь», «Погляди на молодежь», «Знаю, в истине преуспев», «Голодное брюхо, чем хочешь набей», «Стыдливость, но лижь для отвода глаз», «Если умер близкий-скорбен человек», «Не для забавы я слагаю стихи», «Дорогой долгой жизнь водила», всего тридцать стихотворений.
Все переводы из «Евгения Онегина» написаны между в 89-м и 92-м годами. В 86 году Кунту сын Шунги был снят с должонности волостного и на его место был назначен Шакарим. Кунту добился перехода рода Олжай в Мукурской волости, а Оразбая-в Бугулинскую, рода Кушик. В 87-ом году волостным Чингисской волости стал Оспан. Отец обиделся, что получилось разделения волости. В 89-ом году он помирил отделившиеся аулы и снова ввел их в Чингисскую волость. В тот год Оспан снова был избран волостным. Кое-как отец покончил с межродовыми распрями, поручил все дела Оспану и решил всецело занятся наукой. И в предь его обществе всегда были разговоры о науке, о знаниях. И мы, как шакирды медресе, около него спорили о догмах и истине.
В течение 3-х лет отец на многие из указанных стихотворений сичинил музыку.
Особенно много работал он зимой 89-90-91 годов. В 91-ом году начались разногласия между Оспаном и Оразбаем, что нарушило покой отца. Он вначале хотел помирить их и приложил для этого немало усилий. Однако ничего из этого не вышло. Отец стал поддерживать Оспана.
В те дни, когда отец обучал нас, часто повторял: «Человек, алчущий скота, — не человек. Жадность – высший порок». Эти мысли можно встретить в разных стихотворениях, например: «Управитель началсьтву рад», «Стажелатели одно лишь тешит душу – скот» и др. Он говорил, что человек, который правит народом, нерасхваливай, а чаще ругает. Эту мысль можно найти в стихотворении «Легко народом править…».
Когда Кунту большинством голосом был избран волостным, жена уездного Тихонова, по шутливому воспоминанию отца воскликнула «Котек»! Тогда же уездный решил назначит перевыбор. Но мой отец был против, он сказал:
— Нет. Утвердите так, как есть.
А наши враги не успокоились победой на выборах. Они стали действовать против отца и наших сородичей. Поговорив старшин, избрали по своему усмотрению, они составили дело на моего отца и 86-ом году хотели его сослать. В это время прибыл в Семипалатинск генерал-губернатор. А с ним был Лосовский, который раньше здесь находился на должности уездного. Генерал, прочитав приговор об изгнании моего отца, чуть не наложил революцию. Здесь вмешался Лосовский, он помог отцу встретиться с генералом – губернатором. Неизвестно, что говорил отец. Но генерал сказал ему:
— Ты – человек, вознесшиися выше своего времени.
И поручил уездному снять Кунту с долженности волостного и назначить на его место Шакарима. Наши враги не знали, что произошла такая перемена. Они сразу по приезду забрали зимовку Танурберды и табун лошадей, заявляя при этом что Абай сослан. А в скорее Кунту был снять, дела перешли к Шакариму. Скот был возвращен. Наши недруги поплатились за свои злодеяния. Список доноса попали люди из соседних родов. Они ни в чем не были виноваты, но их занесли, как сочувствующих. А в газете «Дала уалаяты» вышла статья, где критиковали отца за то, что он не устраивал поминок по хаджи Кунанбаю.
Отец написал стихи:
Несчастный, мучила весь
век тебя судьба.
Как разлюбить эту
Жизнь, что зла и груба?
Не умрешь ты от обид,
Но узнаешь стыд.
Став мишенью хвастунам,
-не спрячешь лба.
После многочисленных нападок отец писал так:
Собакам чаще волка
Не догнать.
Поможет бог осилить
Вражью рать.
Хотя не раз мы их
На цепь сажали,
Привычно псам
Бессовестно рычать.
В 90-ом году приехал в Семипалатинск генерал-губернатор барон Таубе и начал дарить многим волостным управителям и биям сабли и бешметы. Отцу он подарил ружье – двустволку. Но отец разозлился, видя, как радуются волостные управители и написал стихотворение «Управитель начальству рад».
В том же году отец пригласил в аул скрипача Муку, чтобы он обучал детей игре на музыкальных инструментах. Тогда у нас находился акын Асет. Он был завистливым, вспыльчивым и своенравным человеком. Стихотворение «Если кто то стал выше другого» посвящено ему. Тогда же написано стихотворение «Да будет слово мудреца».
К стихотворению «Не продохнуть, и полнит мне грудь» присоединено случайно самостоятельное стихотворения «Сердце в огне». С призрением к волостным написано стихотворение «Звереет бай». В нем есть слова: «С начальством угодлив, тих, но, видя награды, цепится рад, как бешеный пес в своих». Здесь имеется ввиду собачья привычка. Когда пинком собаку выгоняют из дома, она со злостью готова вцепиться с любой встречной собакой. Также волостной управитель, получив наказание от уездного, вымещает зло на простых людей.
У хаджи Шакарима было стихотворение, написанное в юности, где он охавивал старость и восхвалял молодость, где говорил, что больше 60 лет не надо жить. Вот в ответ на эти стихи, отец написал «Не для забавы я слогаю стих».
В 1891 году, когда началась вражда между Оспаном и Оразбаем, Танирберды перешел на сторону Оразбая. Этому была своя причина.Танирберды был человеком некрепкого телосложения. Он рано постарел и попал под влияние своего сына Азимбая. Азимбай был способным джигитом, но не имел образования. Тогда стал добиваться почестей путей захвата власти. Для этого он решил отказаться от братьев и породнится с их врагами. Под предлогом того, что будет руководить другим родом, сосватался с Оразбаем. А оразбаевцы, в свою очередь, хотели разобщить нашу сторону.
В 1892-ом году Оспан, на плечах которого были заботы о друзьях и недругах, умер. С его смертью вся тяжесть вражды легла на плечи отца. И в самые тяжкие минуты он писал стихи.
Чаще всего занимался творчеством зимой. Стихотворение «Хвастун, наглец, бездельник, льстец» написано им в 92-ом году, в год смерти Оспана, когда мы переехали на зимовку. Продолжением этого стихотворения являются стихи «У Оспана дорого».
После смерти Оспана у которого было детей, трех его вдов разделили между собой три его брата: Искак, Танирберды, и мой отец, который женился на Еркежан и переехал к ней в главный дом. Это было в 94-ом году. В 93-ем году состоялись выборы, на которых Оразбай и Кунту были избраны волостными Бугульской и Мукурской волостей. Старшины и аксакалы избрали волостным Чингисской волости отца. Они говорил ему:
— Для оставшихся будь хозяином ты.
В 20 лет отец избрался кандидатом при волостном. А волостным был его старший брат Кудайберды. Когда Кудайберды умер, недруги донесли, что у отца еще малый возраст. После этого, не смотря на популярность и авторитет, он ни разу не избирался. Только два раза по назначению отец был волостным Коныркокшинской волости/ Мукурской /. В этот год, когда он женился на Еркежан, поехал на проведения волостного съезда. Там один болтливый его сверстник по имени Кызар, желая пошутить сказал:
— Нынче, прибравшись в главный дом, ты поправился. Исправно выглядишь.
Шутка была неуместной. Разве отец когда нибудь нуждался в пище и одежде? Разозлившись на такую шутку, отец написал стихи. На следеующий день Кызар вымолил эти стихи у отца и сжег.
Как-то в гневе на Кызара отец написал стихотворение «Разрозднен мой родной народ». После съезда 1894 года недовольный нравами биев он написал стихотворение «Как соберутся на совет».
В 92-93 годах, после смерти Оспана, когда все невзгоды обрушились на голову отца, когда друзья и родственники стали нерешительными, в состоянии душевного расстройства, он написал следующие стихи «Что ты ищешь моя душа?», «О, сердце мое, замри, застынь!…», «Я верю, верю», «Одинокое, не ищи…», «Благо мигом унесло», «Вот и осень пришла на меня», «Я нашей молодежью огорчен».
То, что говорил или писал отец о своих родственниках, родных и близких, о народе, казахом нравилось,трогало их и волновало. Вообще у казахов есть одна язва. И она очень живуча. Ее заражены даже образованные казахи. Я бывал в разных кругах. Но везде, как только возникают спор, разделяются на роды, группируются. Эта болезнь живет в степи издавна. Коренных неисправимых причин для вражды обычно нет. Казалось бы и делится незачем. Сородич твой считаться братом и другом, а если возникают спор у тебя с тем, кто по родству будет ближе к тебе, то он станет на его сторону. Это – давняя традиция.
Выше я дал ответ на то, когда и как, по какой причине были написаны стихи, входящие в сборник отца. О переводах уже сказано раньше.
В 94-ом году в аул приехал уездный Федоров. Он, узнав, что отец переводит стихи Лермонтова, посоветовал ему переводить басни Крылова. И говорил, что казахом легко будет их понять. После этого отец стал переводить Крылова.
Как-то давно приезжал к нам по торговым делам татарин Искак Махмудов. Он женился на казашке, принял казахские обычаи и осел в степи. Искак нажил солидное состояние и прослыл баем. Он породнился с хаджи Кунанбаем. Они стали добрыми сватами и верными друзьями. Как-то внуки Искака Садык и Жибулла пришли в дом отца. Они были веселы и прихорашивались, как женихи. Тогда отец посветил им стихи «Веселья легкая вода». А тем, кто пил кумыс,- «Кумыс казахов-пищща…». Стихотворение «И снова мое вдохновение», — наверное, перевод из Лермонтова. Оно по-моему написано до «Искандера».
В 98-ом году написано стихотворение «На воде, как челнок, луна…». Раньше по старым списком указывалось, что написано оно в 88-ом году. Это ошибка, допущенная человеком по имени Мурсеит.
В молодости я тоже думал, что стану поэтом. Я принес одно стихотворение отцу и попросил художественно доработать. Но стихи не получились. Он тогда написал стихотворение «Красивою песней под струнной звон…».
Видя, как мы суетимся с намерениями писать стихи, отец сочинил стихотворение «Не ради забавы по кругу бегут…». Перекликаются с назиданиями содержание стихотворение «Легко «аллах» произнести», «Смертна природа, человек же не умрет», «Бог есть и слова его правдивы». В стихотворениях «О, порыв души огневой», «Час улыбнется иль миг такой» отец передает свое внутреннее состояние в минуты вдохновения.
Когда друзья, которым до конца верил отец, обманули его, он написал стихотворение «Время скроет солнце за край земли».о своей старости говорит в стихотворениях «Проклятый мир обирает нас.»
У казахов есть дурная традиция бороться за власть. В 1898 году отец поехал на выборы в Мукур. Бай Оразбай нажил большое состояние и имел влияние на род Тобыкты. Он был в ссоре с Оспаном. А после смерти Оспана ссора перенесена была целиком на моего отца. О ссоре с Оразбаем знали не только во всем Тобыкты. О ней на больших съездах узнал весь уезд. И казахи всего уезда разделились надвое. Единомышленники и сторонники отца из Мукурской волости упросили его поехать на съезд. Они говорили:
— Вам нельзя не ехать. Оразбай выдвинет нужного ему человека и тогда нам не будет житья.
У казахов правда и неправда соседствуют на расстоянии меньше, чем расстояние между бровью и глазом. И вот они, увидев отца, начали переходить на его сторону.
Оразбай и его сообщники решили, что если не нанести удар по самому Абаю, то казахи по старой привычке будут все время переходить на его сторону. Были выделены несколько человек, которые должны застигнуть внезапно отца во время беседы с уездным и избить его.
Отец и не догадывался о таком злом умысле. Но когда подошли злонамеренные люди и начали скандал, один из них упал на отца и решил сам пострадать за Абая. Удары были нанесены по нему. На отце никаких следов побоев не было. Этим защитником оказался младший брат Сапы по имени Аппас. Хотя отец и не пострадал, но недруги постарались распространить слух об избиении. Они чувствовали себя удовлетворенными.
Этот случай распалил друзей и родственников отца, его детей, братьев, аульчан. Все в один голос гневно кричали:
— Мириться не будем! Убьем! Уничтожим!
Тогда отец мой сказал:
— Всякое плохое дело ведет к плохим последствиям, а не к хорошим. Я в молодости твердил, что ненавистных мне людей с землей сравняю. Я был одним из тех людей, которым всегда везло в борьбе с врагами. Когда я впервые сел верхом и взял за узду коня, род Жигитека ни в состоянии, ни в авторитете не уступал нам. А иногда даже считали, что они достойнее нас. Не скрою, я добился ссылки не одному жигитековцу. За сосланными шли их родственники, которые по дороге терпели бедствия, а некоторые погибали. Здесь виноваты они сами. Они поплатились за воровство и насилие. Но есть и мое непрощение. Род Жигитека обеднел, оскудел. Но как бы он не обессилел, он, лежа у ног, сумел покусать мои ноги.
Знайте, что это – плохие последствия плохих дел. Вы говорите, что не хотите мириться, что убьете или погибните. Это неправильно. Я не могу поддержать вас. Взвесьте все. А я за перемирие. Так отец сдерживал порыв гнева сородичей.
Зимой 98-99 годов Оразбай собирался ехать в Мекку. Он хотел перед дорогой помириться с отцом и прислал человека. Отец согласился. Он встретился с Оразбаем в Семипалатинске в доме хаджи Жаки и без всякого выкупа, без разных расходов помирился с ним. Затем, когда отец приехал в аул, к нему прибыл сын Оразбая Медеу со старейшинами и по всем казахским обычаям завершил примирение. Никто из рода Тобыкты не сказал, что Абай поступил неправильно.
В 98-ом году приехал областной землемер, который устанавливал границы между волостями и делил землю на межи. Роды Жигитек и Бокенши раньше входили в Мукурсую волость. В 98-ом году они были изгнаны нашими предками на соседней земли. Они никак не могли отомстить нам, хотя в их сердцах ненависть, как у разъяренного льва. И вот они были вынуждены по новому административному делению войти в нашу Чингисскую волость. Отец поступил следующим образом. Он собрал всех старейшин, аксакалов и сказал:
— Есть пословица, что сорок лет не могут длиться ни мирные взаимоотношения, ни вражда. Давайте теперь забудем нашу вражду. И вы не думайте, что питаю к вам ненависть.
Обе стороны выразили согласие и забыли отныне о прежних распрях. Добрые слова отца нашли достойный отклик. После этого через четыре года мой отец скончался. Люди помнили отца, почитали дух его предков и дружески относились ко мне.
А такие враги отца, как Оразбай, не проявляли милость ко мне. Другие может быть сказали бы: «Что взять с бедного сироты». А эти нет. Но от всех их козней спасали меня друзья отца. Это благодаря им, я никогда не чувствовал одиночества и не терпел обид.

Перевод с казахского М.Мырзагельдина.