«Изучай культуру и искусство русских. Это – ключ к жизни. Если ты получил его, жизнь твоя станет лег­че» –писал Абай в одном из своих назидательных слов.

По словам первого биографа Абая Какитая Кунанбаева, поэт систематически и с увлечением изучал Пушкина, Лермонтова, Тургенева, Белинского, Некрасова, Салтыкова-Щедрина, Льва Толстого, Достоевского, Чернышевского, Добролюбова, Писарева тая Кунанбаева, поэт систематически и с увлечением изучал Пушкина, Лермонтова, Тургенева, Белинского, Некрасова, Салтыкова-Щедрина, Льва Толстого, До­стоевского, Чернышевского, Добролюбова, Писарева.

В русской классической литературе Абай находил глубокие обобщения, освободительный пафос, высокие гражданские идеи. Все это помогло поэту переоценить стихийный реализм поэзии акынов и оттолкнуться от их узко-локального охвата действительности. Стихотворе­ния: «О казахи мои, мой бедный народ», «Баи живут, обе­регая накопленное богатство», «Пока не знаешь – мол­чи» и многие другие стихи 80-х годов наглядно показыва­ют, как высоко поднял Абай лучшие традиции казахской народной поэзии, как в обличительно-назидатель­ной поэзии вырисовывались художественно-обобщенные положительные или сатирические образы. Так, в поэти­ческих раздумьях Абая – основной форме его зрелых стихотворений, создается образ народа, который, в свою очередь, отображает облик самого поэта-просветителя.

Ты и с виду не плох, и числом велик.

Но какой же яд в твою душу проник?

Ты не внемлешь добрым советам чужих,

Режет всех без разбора твой серп-язык!

–        обращается Абай к народу, внушая ему необходи­мость внимательного

отношения ко всему положитель­ному, передовому, что входило в казахский быт, что способствовало прогрессивному развитию народа в связи с присоединением Казахстана к России.

      В обличительно-назидательных стихах 80-х годов от­разился лирический образ Абая –«просвещенного пат­риота». Н. Г. Чернышевский, раскрывая смысл общест­венно-просветительской деятельности лучших представи­телей русского народа, писал, что они должны «…помогать народу действовать по-рассудку, по настоящей надобно­сти, а не по старинным преданиям, не имеющим ника­кой надобности для настоящего»¹.

      Эти задачи, поставленные великим русским револю­ционным демократом, были усвоены Абаем – читателем журнала «Современник», творчески переломлены в ка­захской поэзии, отразившей своебразие жизни казахско­го народа тех лет.

Поэтому-то смысл обличительно-назидательных сти­хов Абая шире народно-поэтических идеалов, ограничен­ных патриархально-родовыми пережитками, и социаль­но заострен против религиозно-нравственной поэзии, т. е. «поэтов-книжников», типа Аубакира Кердери.

В то же время обличительно-назидательные стихи Абая – движение вперед казахской поэзии в отношении формы. В них поэт пока еще в контурах создает обличительные характеристики: выборщика, бия, волост­ного, пройдохи, коварного друга. От этих пока еще не развернутых в характеры образов прямой путь к таким типическим характерам, каким представляется волост­ной управитель в стихотворении «Вот я стал волостным» 1889 года.

До 1889 года, когда Абай перевел отрывки из романа А. С. Пушкина «Евгений Онегин», трудно сказать что-либо о его отношении к отдельным русским писателям. Было ясно одно, что поэт творчески воспринимал и пре­творял в жизнь передовые демократические традиции русской литературы. Влияние русской литературы ска­зывалось и в обличительных стихах Абая и в его граж­данской, и в любовной лирике.

В гражданской лирике казахский поэт последователь­но разрабатывал тему гуманистического образования. Абай приветствовал открытие школ для казахских детей, обучал своих сыновей и дочь в русских школах. Но он сурово осуждал баев, которые, отдают своих детей в школы, чтобы они, обучившись русскому языку, стали чиновниками, служили уездному начальнику. Свои взгляды на образование Абай широко развернул в стихотво­рении «Интернат». В нем Абай назвал имена Льва Тол­стого и Салтыкова-Щедрина, чтобы представить моло­дому поколению ту широкую дорогу в будущее, по которой ведет великая русская культура.

У поэта были примеры плодотворной учебы казах­ской молодежи в русских школах. Его двоюродный брат Халлиула Ускенбаев, обучавшийся в 40-х годах в Ом­ском кадетском корпусе, позже у себя в ауле стал убеж­денным пропагандистом русской литературы.

С 1889 года выявляется многообразие вдохновляю­щей Абая роли русской литературы. В этот год он пере­водит отрывки из «Евгения Онегина» и создает сатиру на волостных управителей; продолжает свой цикл о вре­менах года, начатый в 1886 году, и стихотворением «Я не пишу стихов ради забавы»– утверждает в казахской литературе общественно-воспитательную роль поэзии.

Только широкое и многостороннее восприятие русских классиков привело Абая к мысли взяться за перевод ро­мана «Евгений Онегин». Поэту предстояло найти такие поэтические средства, которые ввели бы в казахскую культуру образы любимого создания Пушкина. И вот на национальной казахской почве Абаем воссозданы письма и объяснения пушкинских Онегина и Татьяны. Перевод перерос в своеобразную творческую интерпретацию ори­гинала. Абаю важно было сохранить национальное свое­образие, дух подлинника, облекая его в то же время в казахские поэтические формы с тем, чтобы и для казах­ского слушателя пушкинское творение зазвучало, как подлинная поэзия.

В характеристике Онегина, его лирической исповеди из первого и второго ответного письма Татьяне воспро­изведены Абаем типичные черты героя – холодного, ра­зочарованного в жизни одиночки. В первом и втором письмах Татьяны Онегину перевод правдиво воссоздает образ героини с ее национальными чертами: простотой, сдержанностью, нравственной стойкостью. Вместе с об­разами Онегина и Татьяны Абай вводил в казахскую поэзию искусство поэтизации внутренней жизни челове­ка. Этого поэт добился, выбрав из романа наиболее близкие казахскому читателю и слушателю формы писем и слов, встречающиеся и в народной казахской поэ­зии и в тюркских литературах.

Для перевода отрывков из «Евгения Онегина» Абай использовал все возможности казахского языка, чтобы передать сложную внутреннюю жизнь героев, взятых из иной национальной среды. Однако в отдельных случаях казахский поэт сузил кругозор героев, не отошел от песенно-фольклорной образности. Так, например, Татьяна в письме к Онегину сравнивает себя с серной, терзае­мой жолбарсом (тигром), пишет, что Онегин закрыл для нее ворота в сад любви.

Успех абаевского перевода «Евгения Онегина» был необычен. Вместе с мелодией, сочиненной Абаем, «Пись­мо Татьяны» стало любимой народной песней. А воссоз­данные казахским поэтом образы Онегина и Татьяны положили начало разработке в казахской литературе со­циальных характеров.

Самобытный поэт, отличный знаток народной казах­ской поэзии, Абай и в стихах о временах года творчески применил лучшие традиции русских классиков — искус­ство изображения природы во взаимодействии с нею че­ловека. Ведь народная поэзия изображала природу лишь в параллелях переживаниям человека. В стихах «Лето», «Зима», «Осенью», «Октябрь и ноябрь — два месяца…», «Весна» воссоздаются казахские степи в поэтическом восприятии их казахом-кочевником. Абай раскрыл мыс­ли и чувства людей, тонко знавших природу.

Но, как просветитель и последователь русских писа­телей-демократов, он в стихах о. природе, как и в других своих произведениях, в лирических размышлениях, то осуждает бая за его бессердечие к бедняку, то подбадри­вает пастухов, то показывает появление дехкан-хлебо­пашцев в казахских степях.

В пейзажной лирике, таким образом, самобытной по образу и строю эстетических переживаний поэта, русское влияние явно выразилось в реалистическом методе пе­редачи этих переживаний.

      Отношения Абая к русской литературе в 90–900-е годы вступают в новую фазу. Поэт утверждается на по­зициях критического реализма, глубже раскрывает про­тиворечия эпохи. Находившийся под двойным гнетом – царизма и собственных феодалов – казахский народ в сравнении с народами Центральной России и таких окраин, как Кавказ, медленнее втягивался в революцион­ное движение. Отсюда у Абая усилилась обличительная мысль, перерастающая в сатиру. В это время поэт соз­дает стихи «Образуются партии» (1898), с большой силой обличающие общественную пассивность народа и его

темноту.

Вместе с тем во многих стихах Абая, например: «На­стала осень жизнй» (1894), «Когда умру, разве не ста­нет моим пристанищем сырая земля?» (1898), властно звучит мысль поэта о необходимости поднять народ, вос­питать в нем чувство гордости и личной независимости. Именно в эти годы Абай особенно полюбил творчество Лермонтова и на протяжении ряда лет переводит его стихотворения. Лермонтовские мотивы звучат в ориги­нальных стихах Абая, проникнутых горечью и злобой к сытым и довольным жизнью баям и их приспешникам. Подобно Лермонтову, Абай называет свое творчество загадкой, многие его стихи, как, например, «Когда умру, разве не станет моим пристанищем сырая земля?» – пе­реходят в исповедь поэта.

Абай перевел свыше тридцати стихотворений Лермон­това. Среди них «Выхожу один я на дорогу», «Парус», «Еврейская мелодия», «Исповедь», «Не верь, не верь се­бе, мечтатель молодой!», «Дума», «И скучно и грустно», «Дары Терека», «Горные вершины», «Кинжал», отрывки из «Демона». Абаевские переводы из Лермонтова мак­симально близки к оригиналу по их внутреннему смыслу.

Так переводить и популяризировать в своей родной среде Лермонтова мог только поэт, которому была глу­боко родственна лермонтовская жажда жизни и глуби­на чувств.

С «Думой» Лермонтова тесно связан новый этап абаевской сатиры. Характеризуя «Думу», В. Г. Белин­ский писал: «Если под «сатирою» должно разуметь не невинное зубоскальство веселеньких остроумцев, а гро­мы негодования, грозу духа оскорбленного позором об­щества,– то «Дума» Лермонтова есть сатира, а сатира есть законный род поэзии»¹.

Думой о грядущем будущем казахского народа яв­ляются многие стихи Абая 90-ых годов. Громы не­годования слышатся, например, в стихотворении «Я мно­го слов сказал до этих пор», 1895). С печалью взирая на будущее, Абай потрясен холодным равнодушием народа к своей судьбе и его общественной пассивностью. Поэт призывает внять его стихам, которые написаны не ради забавы или развлечения. Эти и многие стихи того време­ни свободны от назидательных мотивов, характерных для 80-х годов. Углубление творческих связей Абая с рус­ской литературой сказалось и в его любовной лирике: как и в 80-е годы, поэт сохраняет песенность, не поры­вает с народной лирикой, воспевает женскую красоту, любовь, разлуку и т. п. Но теперь в его стихах полнее и глубже раскрываются переживания влюбленных, много­образнее показывается через эти переживания личность. В стихах Абая слышатся и радость и тоска, намеки и от­крытые признания.

Духовное творческое родство Абая с русской передо­вой литературой не могло, конечно, возникнуть ни на поч­ве подражаний, ни путем отдельных частичных заимст­вований идей или образов. Оно выросло из того облика поэта, который он передал в созданном им по мотивам произведения Лермонтова «Журналист, читатель и писа­тель» стихотворении «Поэт».

В. Г. Белинский вот как охарактеризовал лермонтов­ский оригинал: «Разговорный язык этой пьесы – верх совершенства; резкость суждений, тонкая и едкая на­смешка, оригинальность и поразительная верность взгля­дов и замечаний изумительны»¹.

После стихов о поэте и поэзии 80-х годов, в которых он утверждал общественное значение поэта, осуждая взгляд на искусство ради забавы, Абай в 90-е годы уви­дел в поэте грозного карающего судью. Эта новая оцен­ка роли поэта Абаем вполне оправдывалась и его сти­хами, и его общим взглядом на судьбу народа и необходи­мость его просвещения, пробуждения в нем гражданских чувств.

Абай также познакомил свой народ с баснями вели­кого баснописца И. А. Крылова. Им переведены басни «Ворона и лисица», «Пестрые овцы», «Дуб и трость», «Крестьянин в беде», «Осел и соловей», «Вороненок», «Стрекоза и муравей», «Музыканты», «Лягушка и вол», «Слон и моська». Кроме того, по мотивам Крылова Абай создал басню «Осел».

Как переводчик Крылова Абай имел предшественни­ еще в 70-е годы басни «Ворона и лисица», «Пустын­ник и медведь» были переведены И. Алтынсариным. Но тогда еще казахский литературный язык и литературная традиция в целом не созрели для того, чтобы в перево­дах максимально сохранить идейно-художественные осо­бенности оригинала. Абаю удалось передать мастерство Крылова, жанровые особенности басен-сатир. В ряде случаев остались без перевода идиомы, трудность, поч­ти невозможность перевода которых на иные языки пред­сказывал еще Белинский. Как и в оригинале,в переводах басен Крылова Абаем отразились «здравый, практиче­ский смысл, …опытная житейская мудрость, простоду­шие, злая ирония» народа

Басни Крылова в переводах Абая распространялись устно и письменно. К басне «Вороненок» (у Абая «Во­рона и орел»)² акыном Косембеком Байгуттиновым сло­жена мелодия. Благодаря этим переводам казахский на­род познакомился с лучшими образцами русской класси­ческой басни. До этого ему были известны или народные басни-апологии или насыщенные дидактикой восточные басни.

Абай находил средства сохранить в казахском пере­воде драматизм и сатиру крыловской басни, отличаю­щейся от восточных басен, где действие являлось иллю­страцией к основному содержанию, т. е. к какому-нибудь назиданию. Абай не случайно в целях воспитания ново­го подхода к басне у своих читателей из всех басен Кры­лова выбрал те, которые Белинский выделил и отнес к числу произведений, в которых моральное направление борется с поэтическим ³.

В отдельных случаях Абай в своих просветительских целях расширял назидательную часть крыловской басни, не снижая однако роли в ней жизненных оценок. Так, например, во вступлении к басне «Ворона и лисица» Абай конкретнее передал русизм «мир» словом «народ», очевидно зная, что слово «мир» употребляется русскими и в этом значении. Басню «Дуб и Трость» Абай закон­чил моралью: «Батыр, не поддавайся лести, в ней твоя погибель». Этого совсем нет в оригинале. Абай считал необходимым раскрыть общий аллегорический смысл басни «Дуб и Трость». Примечательно, что в басне «Кре­стьянин в беде» Абай героем делает не мужика, а бога­ча – бая, очевидно, с тем, чтобы резче оттенить социаль­ный смысл басенной сатиры.

Опыт перевода басен Крылова нашел своих последо­вателей. В начале XX столетия число переведенных ба­сен возросло. Переводят басни писатели-педагоги Б. Утетлеуов, С. Кубеев. Они умножают труд Абая по сближению казахской культуры с передовой русской культурой. Традиции крыловской сатиры способствуют ормированию реалистического творчества С. Кубеева, ултанмахмуда Торайгырова – писателей послеабаевского периода. Писатель-публицист Мухамеджан Сералин облекал свои сатирические произведения, направ­ленные против невежества, лихоимства и других обще­ственных пороков, в форму басни.

Так были заложены Абаем во второй половине XIX века основы творческого сближения казахской литерату­ры с передовой русской литературой. Переводы русских классиков и идейно-творческое освоение Абаем благо­родных традиций русской литературы способствовали становлению в казахской культуре метода критического реализма, формировали новое демократическое направ­ление казахской литературы, развивавшееся в борьбе с феодально-байской и тюркистской идеологией.

Творчество Абая – наглядный образец того, что «рус­ская литература оказала влияние на формирование об­щественного самосознания у национальной интеллиген­ции России» (А. Н. Толстой).

1954 г.

Слово об Абае / Сост. С. Корабаев. – Алматы: Өнер, 1994. – С. 131-137.