23 июня 1904 года на своей родной земле в Чингизских междугорьях скончался знаменитый казахский акын, представитель родов, населяющих предгорья Чингизтау – Абай Кунанбаев. Настоящее имя – Ибрагим. Однако, по казахскому обычаю, имя «Абай», данное с легкой руки его матери, употребляется и нами в наше время.

Отец Абая был потомственным правителем рода Тобыкты и известным бием. Его прадед Иргизбай родился примерно в 1750 году на реке Иргиз. Он был батыром и бием рода Тобыкты. Став во главе рода Тобыкты, он спустя какое-то время после перекочевки аргынов со стороны Туркестана, определив Чингизские междугорья как самую пригодную землю, наделил свой народ пастбищами на этой земле.  

Оскенбай, сын Иргизбая, прослыв в своем племени справедливым бием, был востребован как судья в сопредельных родах и племенах. Уповая на его ум и проницательность, из самых отдаленных родов ехали к нему люди в надежде на правильное разрешение давних споров. И его властная воля и ум умиротворяли их: они возвращались к себе.

Отец Абая, Кунанбай, был не только человеком властным, твердым, но и сознательным, умным и учитывающим мнение народа. Он возглавлял кроме Тобыкты и другие роды. Во времена, когда у власти обычно пребывали представители Чингизидов, он вступил в борьбу с потомственными султанами, и в ожесточенной борьбе с ними стал первым султаном из казахской черной кости.

Во времена, когда казахи, по-простецки считая себя мусульманами, и не имея понятия о других религиях, тем не менее, были неразборчивы во всяких обычаях и обрядах, он приучал людей к шариату так, чтобы к нему ничего не примешивали. Если кто-то совершал особо тяжкие преступления, применял он самые суровые меры наказания, предусмотренные шариатом. При нем в аулах появились муллы, которые ориентировали людей на богословскую науку. Тем самым он старался сформировать для людей образец праведности для подражания и развития.    

В те времена, когда многие казахи оберегали своих детей от влияния русских, Кунанбай стремился дать детям русское образование. Один из его сыновей Халиола закончил Омский кадетский корпус, а потом Московскую Павловскую кавалерийскую школу. И везде он учился исключительно на отлично. Исполняя должность корнета, Халиола заболел чахоткой и вскоре скончался.

В век, когда старые казахи не знали, что такое хадж и пришло его время, в преклонном возрасте, Кунанбай совершил паломничество в Мекку. И после возвращения из Мекки он больше не занимался мирскими делами, а посвятив себя только богослужению, не выходил из дома до самой смерти.

Улжан, мать Абая, являлась потомком бия Бертыса из таких родов как Каракесек и Бошан с земель Ку, Едирей, Мыржык, относящихся к Каркаралинскому уезду. Она была дочерью Турпана, ее родичами, были известные в народе своим красноречием и склонностью к юмору Кантай и Тонтай.

Тонтай был довольно зажиточным человеком. Случалось так, что когда он пару раз болел, муллы и ходжи пришли к нему, чтобы осведомиться об его здоровье и выразить почтение. Когда же пришло время умирать, и он лежал на смертном одре, муллы снова навестили его. Говорят, что он сказал им следующее: «Неловко уже выздоравливать после посещений мулл и ходжей, и что уже теперь нельзя не умереть». Что касается Абая, то он родился в 1845 году в год змеи. А в 1904 году, в год улитки, он скончался в возрасте 60 лет.

С 10 до 12 лет получив начальное образование в аульной мусульманской школе, Абай примерно с 13 лет обучался в Семипалатинском медресе у муллы Ахмет-Ризы. Находясь в медресе, он одновременно три месяца обучался в русской приходской школе. Наконец, после 4-х лет обучения в мусульманской школе и 3-х месяцев в русской школе, в 14 лет он завершил образование. В 15 лет отойдя от детских дел, он поравнялся с взрослыми, даже превзойдя их в знаниях. Обратив на себя внимание народа и успешно ведя борьбу с бывшими торе, оказал он огромную помощь своему отцу.  Знатные люди того же рода, что и он, восприняв его серьезно, невольно оказались под его влиянием. В те времена, чтобы ни делали выдвиженцы из народа, люди говорили, что бий будет такой же славный, как и его знаменитые предки. Они не ведали, что время подобных биев уже истекло.

В 20 лет Абай стал признанным шешеном-оратором в народе. Он был хорошо осведомлен о решениях биев старой традиционной формации в отношении особо трудных правовых ситуаций. Будучи на порядок выше в сознании, обладая острым умом и памятью, он принял к сведению множество старинных быличек и поговорок, истории и сказы мудрых людей из народа, ставших притчами и крылатыми выражениями. Всем было ясно, что если бы вернулись старые времена, то Абай стал бы одним из великих биев, не уступающим биям прошедших поколений.

Хотя у Абая было мало времени, в соответствии с духом времени, когда ислам и наука входили в силу, Абай много читал из научной и богословской литературы. Он читал книги на арабском, персидском, турецком языках и стал более просвещенным в области этих наук. Редкостное упорство было у Абая, никто в степи не мог соперничать с ним в знании персидского и арабского языков. Малограмотные, невежественные муллы всячески избегали Абая. Они боялись, что в присутствии Абая раскроются фальшь и ложь, посредством чего они подчиняли свой народ. Тем самым они избегали позора разоблачения в невежестве.

В богослужении Абай отнюдь не стремился показывать себя набожным человеком. В обычное время он не усердствовал в намазе. Однако в месяц рамазан, держа оразу, строго придерживался требований намаза. Замечая торопливость других людей в чтении намаза, он старался читать молитву неспешно, размеренно, как бы уча людей: «Торопясь во время чтения намаза, вы разрушаете душевный настрой».

Особо строг Абай был в прилежании. Что бы он ни делал, какими бы советами не утешал людей, он всегда говорил так: «Это богоугодное дело, а это – человечное дело». «Самое главное в богослужении – это чистота души и сострадание к человеку» — такими  словами Абай выражал свое негативное отношение к ходжам и фарисеям[1], изображающим из себя святош и чересчур набожных людей. Абай говорил: «Такие люди (чересчур набожные) притворяются, что искренно служат Богу ради народа, а на самом деле они делают это ради славы и почета. Их души, в действительности, не с простым народом. Искренне поклоняющийся Богу не показывает своего поклонения, а скрывает, Бог – слово, казалось бы, легкое. Бог не смешивает уста и руки человека. Благонамеренное сердце, чистая душа – нет других путей к истине».

В 30 лет слава об Абае распространилась по всей степи. Он стал известным. Старейшины других родов стремились дружить с ним, стать сватами и не допускать между собой ссор и конфликтов. Путем суровых наказаний вынуждали воров и насильников отойти от зла, держали их в ежовых рукавицах. И скоро нога вора не смела ступать на землю окрестных аулов. Но, несмотря на борьбу с воровством, обычай барымты[2] сохранился, к тому же среди народа образовались партии неповинующихся новым правилам людей, что создавало много трудностей.

Абай был природным самородком, пришедшим в свое время. Однако по причине повального невежества народа, он не смог развернуть во всю силу свой дар и мощь слова. Поэтому большую часть жизни, самый цветущий ее период, он потратил на борьбу с шумными, склочными группировками людей. Об этом говорится в одном из стихотворений Абая:

 

Создатель был ко мне суров,

Всю жизнь терплю от подлецов,

Я одинок в дому отцов.

Так, значит, надо быть покорным!

 

Я назван гордо – человек.

Но слава не придет вовек,

Народом пущен конь молвы,

Несется он стремглав, как птица.

В толпу стремишься ты? – Увы!

К отлпе не должен ты стремиться.

 

Ты дома у себя сиди,

Но нет, создатель наш, прости!

Я не могу в дому зарыться.

 

Отрывок из стихотворения Абая «Дорогой долгой жизнь водила…», 1890 г.

Перевод Л. Озерова

 

Уже в 14 лет Абай среди своих сверстников сочинял стихотворения, удивлял сверстников. В них он кого-либо высмеивал или над кем-либо шутил. Сверстники заучивали его стихотворения наизусть, используя их в айтысах[3], однако пока никто его как поэта не признавал. Среди казахов в те времена поэты не пользовались всенародным уважением. И это по той причине, что распространено было среди бедняков заучивать стихи, чтобы при удобном случае вознести хвалу какому-нибудь баю, в надежде, что перепадет что-нибудь от него. Поэтому казахские богачи даже похвалялись этим. Дескать: «В их роду отродясь не появлялись баксы[4] или акыны».

В конце концов, Абай, осознавая силу своего дара, систематично начал записывать свои творения. И главным образом по той причине, что прежние акыны из-за своего невежества создавали стихи не для наставления и воспитания народа, а для достижения своих низменных, меркантильных целей. Указывая на то, что из-за этого поэзия потеряла свое значение и ценность среди казахов, Абай подчеркивал, что пишет стихи не для того, чтобы извлечь пользу для себя, а для того, чтобы во весь голос призвать народ к науке и образованию, чтобы притчами и поучениями открыть глаза казахам на положение вещей:

 

Поэзия —  властитель языка,

Из камня чудо высекает гений.

Теплеет сердце, если речь легка,

И слух ласкает красота речений.

А если речь певца засорена

Словами, чуждыми родному духу, —

Такая песня миру не нужна,

Невежды голос люб дурному слуху.

Коран с хадисом славны вязью слов,

В них мысль узорно вплетена в реченья,

Когда б не рифмы, не соблазн стихов,

Пророки бы молчали, без сомненья.

Молящийся в мечети мудрый муж,

Ученые, чьи в полночь пылки споры, —

Все любят красноречие. Кому ж

Не любо ткать словесные узоры?

К стихам стремятся смертные равно,

Но лишь избранника венчают славой,

Того, чьей мысли золотой дано

Блистать стиха серебряной оправой.

На старых биев ныне погляжу,

Пословицами речь отягощали.

Иных певцов глупцами нахожу —

Из мусора стихи они слагали.

В толпе с кобызом[5] пели и с домброй,

Хвалили всех, скитаясь по дорогам.

Бродили попрошайками порой,

Позоря песню, проклятые богом.

Бродяга за подачку расточал

Душевный жар свой, теша встречных лестью,

На стороне чужой, ценой похвал,

Он добивался невысокой чести.

Он шел туда, где бай и где хвастун,

Но подаяньем не менял удела,

И дешевели звуки звонких струн,

И жажда песни в людях все скудела.

Как старый бий, пословиц не леплю,

Не бормочу, на грош меняя душу,

Слова скупые, верные люблю,

И ты простую речь мою послушай.

 

Отрывок из стихотворения

 «Поэзия —  властитель языка».

Перевод В. Звягинцевой.

 

Абай, воплощая в жизнь свое искусство, так и остался бы неизвестным, если бы не познакомился с одним образованным человеком, сосланным в 1870 году на казахскую землю, Михаэлисом. И еще если бы не познакомился с человеком по-имени Гросс, который намеревался дополнить книгу «Казахские древние традиции и обычаи», изданную под авторством Михаэлиса и Маковецкого. Гросс и Михаэлис нередко заходили в гости к Абаю. И эти образованные люди стали веской причиной, повлиявшей на решение Абая учиться дальше, занимаясь самообразованием.

Абай ознакомился с книгами знаменитых русских писателей таких как Пушкин, Лермонтов, Некрасов, Толстой, Тургенев, Салтыков-Щедрин, Достоевский, Белинский, Добролюбов и Писарев. До самой смерти Абай повторял: «Можно сказать, что Михаэлис дороже мне родного отца, так как он открыл мне глаза на мир»

В последние годы жизни Абай увлекался чтением «Опытов» Спенсера, «Позитивного арбитража» Льюиса, статей и биографий Чернышевского, а также исследований европейского ученого Дрепера. В частности, Абаю были по душе Лермонтовские произведения. Эти произведения он переводил традиционным казахским песенным стихом. Затем увлекся и перевел широко известные стихи Лермонтова «Дума», «Кинжал», «Парус» и «Молитва».

Абай доступно перевел на казахский язык басни Крылова. Также он перевел поэму Пушкина «Онегин». Этот перевод  широко распространился по всей казахской земле. Казахи хорошо знали письмо Татьяны в абаевском переводе.

Сам Абай являлся учеником Толстого и Салтыкова-Щедрина. В своих стихах он критикует распространенное среди  казахов, учащихся в русских школах, стремление стать адвокатами и полицейскими чинами с целью устроить себе хорошую жизнь.  Поэт призывает их читать книги Толстого и Салтыкова-Щедрина, и идти по стопам этих мыслителей. Сокрушаясь, что не освоил в свое время все современные науки и знания, Абай пишет о своей несбывшейся мечте:

 

Я презрел познанье, юноша пустой.

Видел пользу в нем, но шел стезей другой.

Возмужал — наука из-под рук ушла.

Поздно к ней ты устремился, разум мой!

 

Отрывок из стихотворения

«Я презрел познанье, юноша пустой», 1885 г.

Перевод М. Петровых.

 

Сожалея об упущенных для себя возможностях, впоследствии, он стремился дать своим детям русское образование. Он не хотел походить на тех казахов, которые отдавали детей на учебу ради последующей выгоды или похвальбы, а ставил целью, главным образом, изучить науку и получить образование, и этот душевный настрой он отразил в следующем стихотворении.

 

Из людских отрад одну зовут — дитя,

Обучение детей — наш долг прямой.

Сына отдал в медресе: «Учись, родной!»

Цель не в том, чтобы достался чин большой.

 

Отрывок из стихотворения

«Я презрел познанье, юноша пустой», 1885 г.

Перевод М. Петровых.

 

Как только его второй сын Абдрахман окончил городскую школу, Абай, взяв на себя оплату его обучения, отправил его учиться в Тюменское реальное училище. В те времена, редко кто из казахов отправлял своих детей на учебу в русские города, тратя ежегодно на это сотни рублей.

Когда окончив реальное училище, Абдрахман собирался поступать в Петербургский технологический институт, встретился ему некий Лосев, бывший некогда в этих краях уездным начальником. По его совету Абдрахман поступил в Михайловское артиллерийское училище. После окончания учебы, подававший большие надежды, считавший своим долгом служить народу, к несчастью и горю родичей, заболел он костным туберкулезом и умер в 1895 году. А ведь он готовился поступать на учебу в свои 27 лет в военную артиллерийскую академию.

Русская наука и изученные книги на русском языке в душе Абая пробудили поэта. Сам Абай, осознав, что может выступить казахским поэтом, у которого могут учиться, стал сторониться мирской суеты и пустых речей, в которую были погружены праздные люди. Он решил полностью посвятить себя творчеству. Все же окружение не оставляло его в покое. Однако он пользовался любой возможностью изложить на бумаге свои мысли, которые обуревали его сознание. Почитавшая его молодежь, тотчас переписывала его творения и быстро разносила по степи. Так произведения Абая, в которых он критикует недостатки своего народа, распространились по всем окраинам Казахстана.

Осознав себя поэтом, глубоко и сложно мыслящим, Абай с огорчением написал строки о народе, забывчивом, поверхностно воспринимающим поэзию, который все еще не способен оценить истинное, сущностное творчество:

 

Как старый бий, пословиц не леплю,

Не бормочу, на грош меняя душу.

Слова скупые, верные люблю,

И ты простую речь мою послушай.

 

Кичливых мог бы славить богачей,

Красавиц легкой веселить забавой.

Бряцание пустых моих речей

В их жизни было б сладкою приправой.

 

Немногим по душе благой совет,

Иной безумец лишь упрямству верен.

Надеждой лишь для знати полон свет.

Простите, если мой укор чрезмерен.

 

Отрывок из стихотворения «Поэзия – властитель языка», 1887 г.

Перевод В. Звягинцева

 

Можно понять горечь Абая, которая пронизывает его стихи. Ведь  нередко бывало так, что, став поводом для создания произведения, его родичи, собравшись у него, чтобы внимать написанному и вникать в наставления поэта, не воспринимали толком его стихи, а то и переиначивали их смысл, направляя против него самого:

 

О, помоги к стопам твоим

Найти, создатель, путь прямой.

Когда за горло схватит враг –

Дрожу от ярости немой.

Аргынцам и найманцам[6], тем

Мои слова – родник живой,

А для сородичей моих

Их вещий смысл – лишь звук пустой.

 

Отрывок из стихотворения

 «О, помоги к стопам твоим», 1886 г.

Перевод В. Бугаевского.

 

В конце концов, Абай, устав от партикуляризма и групповщины, раздиравшей народ, и осознав, что люди далеки от сказанного им, тем более от – улучшения своей натуры, с грустью и омраченной душой написал следующие строки о своем желании уединиться дома:

 

С невеждами не знался, не братался,

Глупцами их назвал и заклеймил.

Перекроить весь мир намеревался –

Свои я силы переоценил.

 

Не находил я друга в трудном деле, —

В борьбе с глупцами горько было мне:

Мои призывы в пустоту летели,

А сверстники стояли в стороне.

 

Невыносима равнодушья сила,

И отчужденья тягостен мне взгляд.

Потянешься к друзьям – не тут-то было.

Артачатся и пятятся назад.

 

Отрывок из стихотворения

«С невеждами не знался…», 1891 г.

Перевод Л. Озерова.

 

14 мая 1904 года скончался Магавья (Магиш), который был самым любимым сыном Абая. После того, как во время обучения в городском училище, его здоровье сильно ухудшилось, Абай забрал сына к себе в аул.

После смерти сына, для Абая мир словно рухнул. Он очень заметно и как-то странно изменился внешне, похудел, сгорбился. Сторонился людей, которые хотели выразить соболезнование, разными словами, отвлечь его от скорбных мыслей. Все чаще Абай стремился уединиться от всех. И ни во что в ауле не вмешиваясь, как звезда он угасал, а умер через 40 дней после кончины Магавьи. Написанное в 1896 году стихотворение отражает его тогдашнее настроение:

 

Закрадется ль печаль в тайник души твоей,

 Не выходи тогда на шумный пир людей

 С своею бешеной подругой;

 Не унижай себя. Стыдися торговать

 То гневом, то тоской послушной,

 И гной душевных ран надменно выставлять

 На диво черни простодушной.

 

 Какое дело нам, страдал ты или нет?

 На что’ нам знать твои волненья,

 Надежды глупые первоначальных лет,

 Рассудка злые сожаленья?

 Взгляни: перед тобой играючи идет

 Толпа дорогою привычной;

 На лицах праздничных чуть виден след забот,

 Слезы не встретишь неприличной.

 

 А между тем из них едва ли есть один,

 Тяжелой пыткой не измятый,

 До преждевременных добравшийся морщин

 Без преступленья иль утраты!..

 Поверь: для них смешон твой плач и твой укор,

 С своим напевом заученным,

 Как разрумяненный трагический актер,

 Махающий мечом картонным…

 

Отрывок из стихотворения Лермонтова

«Не верь себе», переведенного Абаем на казахский язык

 

Выше было сказано, что Абай рос и формировался в то время, когда добропорядочный казахский джигит целиком и полностью уповал на то, что станет сильным человеком, пребывая в каком-нибудь клане или сплоченной группе. Писательство оставалось на втором месте, поскольку Абай относился к этому прохладно. Приближаясь к зрелому возрасту, он все чаще сожалел, что не ступил на тропу науки и познания, что много лет провел в пустой суете, разбирая раздоры между казахами. К этому сожалению примешивалась горечь, что стихи, написанные в те годы, были слабы или легковесны, что они не могли служить примером и не были способны звать людей к лучшему. Он писал о том, что если его поэзия окажется непонятной и ненужной будущим поколениям, то его не следует судить слишком строго, а нужно его понять, даже если он порой ошибался и впадал в гнев, говоря о темной невежественной среде, где он рос и жил, где не было никаких образцов, которым можно было бы подражать и брать пример. Обо всем этом писал он с болью в следующем стихотворении:

 

Разве не должен, мертвый, я глиной стать?

Буйная речь должна девой чинной стать;

Сердце мое, где бой гнев и страсть вели,

Вскоре, увы, должно хрупкой льдиной стать.

 

Близок тот день как мне пред судьбиной стать.

Может медлить смерть, может лавиной стать.

Трудно ли, сердце, конской прыти твоей

Жертвой толков злых, вслед за кончиной, стать!

 

Стану немым я, не прогремлю опять, —

Внукам судить меня, что с потомства взять?

Кровь моя черна, в язвах сердце мое…

Дважды нас в одном можно ли обвинять?

 

В душу вглядись глубже, сам с собой побудь:

Я для тебя загадка, я и мой путь,

Знай, потомок, дорогу я для тебя стлал,

Против тысяч сражался – не обессудь!

 

Мир мне впору был, юному силачу.

Гневу, спорам в дань я возжигал свечу,

Силится враг донять меня клеветой.

Ринулся б вслед, но поздно! Не доскачу…

 

Вольные мысли мои терпели гнет.

След мой тебя с прямой дороги собьет.

Вдоволь я выстрадал, вдоволь плен терпел, —

Надо ль будить, коль смертный навек уснет?

 

Яд и час во мне – пусть я с виду иной.

В жизни мало успев, кончу путь земной.

Песня болтлива – вверил ей тайну зря.

Лучше ей, право, смолкнуть вместе со мной!  

 

Стихотворение «Разве не должен,

мертвый, я глиной стать?», 1898 г.

Перевод М. Тарловского.

 

Помимо творчества, Абай получал огромное духовное удовлетворение от бесед в домашней обстановке с родственниками и друзьями; эти беседы пробуждали в нем интерес к жизни, жажду познания. Среди любознательных, целеустремленных джигитов с открытой для знаний душой, не отвлекаясь на случайные или меркантильные темы, он говорил больше о том, что понял и почувствовал сам. А говорил он о том, какие поступки и какой характер идут в разрез с гуманизмом и человечностью, как нужно стремиться к наукам, как правильно нужно выстроить свою судьбу, какие ученые были в прошлом, какие ошибочные были у них взгляды на мироздание. Таким образом,  исходя из того, что эти беседы приносили пользу молодым людям, служили примером, направляли к человечности, он не жалел ни времени, ни усилий для таких вечеров, напротив даже получал большое нравственное удовлетворение. И он без устали наставлял молодежь. И если кто-нибудь во время таких бесед заводил разговор о текущих делах аульчан, о хозяйстве, о ценах, Абай не на шутку раздражался, выходя из себя.  И каким бы невежественным, каким бы темным ни был люд, находящийся рядом, все же джигиты – слушатели наставлений Абая напоминали учеников медресе, прослушавших изрядный курс. Они уже разбирались во многих вещах и явлениях, различали добро и зло. Они уже не были невежественными. Являясь своего рода университетом для ищущей молодежи, изрядно разбрасывая семена знаний, невзирая на то, поймут его или нет, Абай писал об этом периоде жизни как самом лучшем:    

 

Будь разборчив в пути своем,

Если ты талантлив – гордись

И надежным лишь кирпичом

В стену строящуюся ложись.

 

Отрывок из стихотворения

«Будь разборчив в пути своем», 1891 г.

Перевод В. Рождественского.

 

Искренность и дружба были самым светлым и заметным из того, что любил в жизни Абай. Не найдя единомышленников среди других людей, он считал нужным жить в любви и согласии со своими близкими. И это он считал самым достойным и высоким в мире людей.

 

А того, кто жил не любя,

Человеком назвать нельзя.

Пусть ты наг и нищ – у тебя

Все же есть семья и друзья.

Довелось бы брести впотьмах,

Если б дружбы не вспыхнул свет.

Слава – тлен и богатство – прах,

Если верного друга нет.

 

Отрывок из стихотворения

«О любви, душа, молишь вновь…», 1890 г.

Перевод М. Петровых.

 

 

 

Перевод с казахского Ахана Шаменова,

магистранта Института Абая.