Великий поэт — мыслитель, основоположник казахской реалистической  литературы Абай Кунанбаев, с  благоговением  писавший о Фирдоуси, Саади, Хафизе, сам стал  великим  классиком восточной литературы. В  литературной жизни  многих  народов есть случаи влияния великих поэтов и их произведений  на развитие общественной мысли и национального духовного богатства. Таким художником слова был Абай, заметно продвинувший вперед духовную культуру казахского  народа,  и обогативший его художественный опыт. «Творчество Абая,- писал академик М. Ауэзов,- обогатило историю народа и вместе с тем и общечеловеческую культуру необычайными свежими и новыми  ценностями. А эти ценности народ хранит потому, что в них воплощено высшее достижение народного духовного  богатства,  в  них показатели, способствующие дальнейшему широкому расцвету передовой культуры народа.

     Каждый факт, каждый мотив, каждую малейшую частицу  живого явления народной жизни, народной  культуры  Абай  сумел воплотить в искусство, в подлинную поэзию» [1, 249].

     По определению основного исследователя творчества Абая М.  Ауэзова классическая поэзия Востока, в том числе таджикско-персидская классическая литература, была одним из источников его творчества и всей казахской литературы XIX — начала ХХ вв.

     Известно, что на протяжении XIX века для литератур Центральной Азии языком — посредником в  процессе  ознакомления тюркоязычного читателя с общественной мыслью  и  литературой других стран продолжал служить фарси —  таджикский.  Большая часть книг разнонаправленного характера, напечатанных в Казани, Петербурге, Оренбурге, Ташкенте и  других издательствах, были на фарси или переведены  с  персидского. Кроме того, положение персидского как  второго  языка  ислама после арабского обязывало многих овладевать этим языком.

     Следует вспомнить, что творчество Абая  складывается  и утверждается в период так  называемой «литературы нового времени». В то же время Абай осваивает художественное  наследие мировой литературы, начиная с Фирдоуси и Низами и кончая М.Ю. Лермонтовым и А.С. Пушкиным. Поэтому значительное  место в его творчестве занимают переделки,  переложения  прочитанного (поэмы  «Ескендир», «Масгут», «Азим»),  переводы  и творческая стилизация («Гаклия» — «Назидание»),  перевоплощение тех или иных литературных образов  (Искандер,  Аристотель, Масгут). При всем  этом  необходимо  подчеркнуть,  что Абай в своей творческой деятельности сохраняет тесную  связь с восточной, прежде всего с таджикской классической  литературой. Доказательством этого кроме  его  нравственно-назидательных стихов, полных гуманистических идей,  является  прозаическое произведение «Гаклия» («Назидание»),  имеющее  нерасторжимую связь с творениями персидско-таджикской  классической литературы «Кабуснаме» Унсурулмаали  Кайковуса, «Гулистаном» Муслихиддина Саади и др. Об этом  в  общем  плане сказано М. Ауэзовым, А. Жиреншиным, Ш.К. Сатпаевой, М.  Мирзахметовым и другими.

     В творчестве Абая наравне  с  просветительскими  идеями заметны романтическая и реалистическая струя. Об этом  свидетельствует обращение поэта к переводу и свободному переложению из Лермонтова, Пушкина и Крылова. Тут вспоминается высказывание С. Никольского при определении характера  литературных связей этого периода о том, что «объяснение различия между реалистическим и романтическим этапами, возможно, кроется и  в другом — в особенностях  периода  интенсивного  формирования национальной литературы, ее национального самосознания, когда самоутверждение выражается также и в соотнесении  себя  с «другими», в соревновании  поэтических  возможностей  национального языка» [4,110].

     Все без исключения произведения Абая — от переводов  до оригинальных стихов, поэм и прозы при наличии  влияния  восточной и русской литератур являются подлинно  национальными, казахскими. «Но в скрытом виде в этих произведениях (в творчестве поэтов — книжников они слишком заметны — А.Н.), как и в каждом произведении мировой  литературы,  присутствует  и преображенный опыт инонациональных  литератур.  И  это  лишь подтверждает диалектику литературного развития, как и развития человечества вообще, в котором общее и особенное диалектически взаимопроникают. Исследовать эту диалектику  —  одна из главных задач и при изучении литературных  связей,  творческих контактов отдельных писателей и целых литератур» [4,110].

     Абай не только воплотил в своем  творчестве  гуманистические и просветительские идеи иной литературы,  но  ввел  в казахскую письменную поэзию классическую метрику  восточного стихосложения аруз. Начиная с ранних стихов,  аруз  использовался им на протяжении всей его деятельности. Именно  благодаря Абаю аруз прижился в казахской поэзии.  Ведь  казахское традиционное стихосложение отличается от таджикского классического аруза. «В казахском стихосложении, имеющем  силлабический, слоговый строй,  соблюдение  в  каждой  стихотворной строке известного количества слогов является необходимым условием осуществления ритма» (3,23). И таджикская народная поэзия близка к этому. «Первоначальная  доисламская  персидская метрика принимала во внимание слоги  или  ударение,  подобно тому, как обстоит дело в простонародной поэзии до сих  пор  и очень редко встречается  классической» [5,101]. А  в  письменной таджикской литературе «под арабским влиянием  отказались от старого принципа и вместо него приняли систему  измерения слогов по долготе или  краткости  слога  (квантитативность), аруз» [5,101]. Затем такая форма стихосложения перешла и утвердилась в тюркской письменной литературе. Абай в своем  творчестве не только использует аруз, но и «выступает как  новатор, являясь творцом новых, неведомых ранее в казахской поэзии форм, созданных им на основе знакомства с мировой  литературой» [1,347].

     В эпоху Абая среди казахских поэтов  была  широко  распространена классическая  литература  Средней  Азии.  Абая  — знатока персидской и таджикской культуры привлекали  простота и величие поэзии Рудаки, Фирдоуси, Низами и Руми, их мастерское владение словом. Его восхищало творчество  Хафиза  и Саади.

     Поэтому в поэзии Абая чувствуется восточный колорит.  В его стихах казахские литературоведы усматривают такие  художественные приемы как садж, тавзе, таносуб, иштикок,  илтизом [6, 44] и др., свойственные таджикской классической поэзии.

     С точки зрения образования новой формы на основе  аруза интересно стихотворение  «Восьмистишие».  Особенностью  этой стихотворной формы является сочетание в ней коротких строк с длинными. Абай умело использует в  ней  искусство  «садж»  — внутреннее ритмическое деление строк по форме  или  содержанию. В них строка делится на две взаиморифмующиеся строки,  и последние  рифмующиеся  слова  составляют  садж.  Вот  форма абаевского «Восьмистишия»:

              Алыстан сермеп,                             Издали завет,

                Жүректен тербеп,                           От души идет,

                Шымырлап бойға жайылған;        Заставляет нас трепетать;

                Қиуадан шауып,                             Он всего острей,

                Қисынын тауып,                             он всего быстрей,

                Тағыны жетіп қайырған,               может к месту лань приковать;

                Толғауы тоқсан кызыл тiл,           О могучий, гибкий язык,

                Сөйлеймiн десең өзiң бiл.             Ты в устах народа велик.

     «Говоря об особенностях внутреннего ритмического  деления строк, надо учитывать,  что  в  казахском  стихосложении этот момент играет очень существенную роль в создании  ритма. В связи с этим обращает на себя внимание то,  что  созданный Абаем размер характеризуется  необыкновенной  стройностью  и гибкостью соединения ритмических слоговых групп и  поэтических строк. В «Восьмистишиях» Абай дает  поистине  превосходные по силе и выразительности, по красоте звучности  слоговые сочетания» [3, 345].

     Примеров саджа  в  таджикской  классической  литературе множество. Можно привести пример из газели  Саади,  которого Абай выделял среди других поэтов:

   Махмил бидор, эй сорбон, тунди макун бо корвон,

К-аз ишќи он сарви равон, гўй, равонам меравад.

Ў меравад доманкашон, ман захри танхои чашон,

             Дигар мапурс, аз ман нишон, к-аз дил нишонам меравад.

     У Абая, конечно, своеобразная форма стиха. Для  сравнения, если на две части разделить строку Саади,  или  же  две абаевские строки слить в одну, то они по форме  и  по  саджу будут иметь сходство. Поэтому можно  полагать,  что  Абай  не случайно в своих ранних стихотворениях упоминает имя  Саади, он перенял из его стиха что-то полезное для себя.

     И, наконец, у Абая по нашему мнению, есть прекрасно сложенные  рубаи.  И  в этом он является непревзойденным мастером в казахской  литературе. Его рубаи звучат как по-восточному философски и  назидательно:

        Ғалымнан надан артпас ұққанменен,

              Тағдыр көрмей қоймайды бұққанменен.

О дағы қалыбынан аса алмайды,

        Жауқазын ерте көктеп шыққанменен.

В этом прекрасно сложенном абаевском четверостишии выражена философская мысль о жизни и науке, в котором обнаруживается мироощущение, стремление его к познанию сущности бытия. Поэт говорит о невеждах своего  времени,  которые  не понимают сущности науки. В своем четверостишии Абай в  отличие от таджикских классиков мыслит и выражается своеобразно, но он близок и понятен своему читателю. Ведь у каждого народа есть особый склад мышления, система своих  категорий  или особое соотношение понятий, присущих и другим народам. В данном четверостишии (и в некоторых других стихах) это  побуждает поэта вести рассуждение особым образом, о каких  то своих проблемах, решая их, и двигая мысль в направлении определенных целей. Это проявилось в том, что, переняв форму и содержание из таджикской классической литературы,  Абай  умело сочетает национальное с инонациональным. Это и есть проявление творческой связи поэта с иной литературой.

     В этом смысле интересен другой стих Абая «Ғылым  таппай мақтанба» («Не хвастайся, не имея  знаний»),  построенный  на дидактике и написанный смешанной рифмой  в  духе таджикской классической поэзии. В этом традиционном 7-9 сложном  стихе, состоящем из 77 строк, ярко выражены просветительские, религиозные и философско-этические воззрения великого  поэта.  В стихотворении ярко выражено классическое начало, напоминающее восточные традиции стихотворчества. Исследования показали, что у Абая  много  общего  с  «назиданиями»  Фаридуддина Аттара, с четвертой главой его  учебной  книги  «Чахор  китоб» («Четыре книги»), которая считалась среди мусульман  Хорасана и Мавераннахра священной.

     Почти в каждой семье  просвещенного  мусульманина  Центральной Азии эту книгу хранили и чтили  как  священную.  По ней обучали детей в мусульманских  мектебах, используя  как пособие по основам ислама, написанное на  понятном, популярном таджикском языке. Книга была составлена в  XVII  веке  и состоит из четырех частей (книг). Со времени своего  появления «Чахор китоб» была переведена на  тюркский  язык.  Книга «Чахор китоб» («Четыре книги») неоднократно  издавалась  на персидском (таджикском А.Н.) и на узбекском языках в переводах Абдулкаюма Муллы Имама Кари углы  в  Ташкенте,  Коканде [7, 75]. Но Абай мог знать эту  книгу исламского просвещения  и в оригинале, и в переводе.  Из  стиха  явствует,  что  поэта больше привлекали художественные достоинства, научная  мысль и этические нормы, изложенные в книге.

     Сравнительный анализ показывает, что Абай  вдохновляясь идеей и формой изложения, трактует их по-своему, включая  в свое произведение современные проблемы человеческих  отношений и охватывая многие вопросы морали, этики и философии. Другие произведения Абая также подтверждают наши  наблюдения,  что он берет из таджикской классики только  то,  что  необходимо для осуществления его творческого замысла, который преподносится еще не  просвещенному казахскому читателю в  своеобразной, изящной казахской манере. И в этом проявляется  величие Абая как поэта мыслителя.

     Для примера сравним некоторые стихи из четвертой  части «Чахор китоб», которая называется «Назидания» Аттара (XV в.) с названным стихотворением Абая, где наиболее четко выражены этические взгляды поэта.

             Абай:

         Бес нарседен қашық бол,                  Ты пятерых побори

         Бес нарсеге асық бол,                        И пятерых избери,

         Адам болам десеңiз [2, 92].           Чтобы человеком ты был.

              «Чахор китоб»:

                    Умри мардумро бикохад панч чиз,

                      Ёд гираш, чун шуниди, эй азиз…

                      Мефизояд обрў аз панч чиз,

                      Бо ту гўям, бишнав, эй ахли тамиз [8,57].

                    Жизнь людскую сокращает пять вещей,

                    Ты услышь о них и потом прозрей…

                    Удлиняет жизнь людскую пять вещей,

                     Расскажу тебе о них, ты ж разумей.

                                                      (подстрочный перевод)

     Как видим, у Абая суть назидания изложена в более краткой форме. А в дальнейшем  совпадает  преимущественно  общее содержание текста.

В этических взглядах Абая много общего с назиданиями Аттара. Такая же близость проявляется и в  прозаическом «Назидании» Абая, о чем будет сказано отдельно.

     Во второй части стиха поэт говорит, что это  не  только его слова, а слова ученого Давани. Следовательно,  Абаю  были хорошо знакомы  произведения этого философа XV века.  Поэтому в конце своего стиха он пишет:

      Сөзіне қарай кiсiнi ал,                  Людей суди по уму,

      Кiсiге қарап сөз алма.                    Но не по облику их.

      Шын сөз қайсы бiле алмай,          Разумен будь и правдив

      Әр нәрседен құр қалма.                 В делах и думах своих,-

      Мұны жазған бiлген құл,              Это написал знающий раб

      Ғуламаһи Дауани                           Мудрец Давани,

      Солай дептi ол шыншыл.             Который является правдивым.

      Сөзiн оқы және ойла,                    Пойми совет его простой.

      Тез үйренiп, тез жойма                 Быстро научишься, быстро теряешь,

      Жас уақытта көңiл-гүл [2,93].    Подобна цветку память молодой.

     Этические нормы, которые проповедует Абай, по его признанию, являются назиданиями мудреца Давани.  Возникает  вопрос, кем был Давани, и какое отношение имеет к нему Абай?

     Давани  — Мухаммад  Асад  бин  Саадиддин  (Джалолиддин) (1427 — 1502) является крупным таджикским ученым  и  философом. Давани популяризировал труды  мыслителей  прошлых  веков, развивая их культурные и философские  традиции.  Он  хорошо знал труды греческих и  среднеазиатских мыслителей и  философов: Аристотеля, Платона, Фараби, Ибн-Сины, Насриддина  Туси и других, являлся основным комментатором произведений ибн Сины [9,239]. По выражению академика А.М. Багаутдинова, Давани защищал доктрину ибн Сины от нападок теологов ислама,  продолжая  линию Тахтани [10,201].

     Давани писал много. По сообщению Мухаммад Али  Табризи, он написал более 100 книг.  Сам  он приводит 29 названий. Необходимо сказать, что отдельные книги, перечисленные  мусульманскими авторами, сохранились до наших дней и разбросаны по многим библиотекам мира. Большинство из  них  написаны на таджикском языке.

     Таким образом, Давани, являясь крупным таджикским  ученым-энциклопедистом, оставил после себя богатое  наследие. Среди них наиболее крупным сочинением является «Ахлоки  Джалоли» («Этика Джалоли»), которое характеризует основные направления мировоззрения Давани.

     Трактат «Ахлоки Джалоли» был написан на персидском языке, сохранился его перевод на староузбекском языке [10, 241], выполненный и переписанный  Ишанджаном  ибн  Мухаммадом  Ходжи [11].

     По мнению Давани, мораль изменяется, развивается и  совершенствуется. Абай в вышеназванном стихотворении поддерживает эту идею. В то же время в некоторых  своих  стихах он пишет о предопределенности отдельных порочных свойств  человека судьбою, волею всевышнего, которые не поддаются  воспитанию. Например:

                                          Я вырастил пса из щенка,-

                              Он мне ногу раз прикусил.

                              Обучил я когда-то стрелка,-

                                             Он пришел и меня подстрелил [2, 248].

     Это напоминает слова Джами, современника Давани, с  которым он иногда переписывался.

                Агар афъиеро бигири зи дашт,

                              Ба чаннатсарояш дихи сайру гашт.

                              Ѓизояш гар аз решаи чон дихи

                              В-агар обаш аз оби хайвон дихи,

                 Нагардад бад-ин тарбият роми ту,

                              Ки охир кунад захр дар коми ту [12, 266].

     Давани считал, что  человек  приобретает  положительные качества в ходе воспитания и обучения, и что  воспитанием детей нужно заниматься со дня их  рождения.  В  ребенке первым делом проявляется потребность к еде, кроме того, он  сразу же может распознавать одинаковые по форме вещи. Но постепенно у него складывается способность различать вещи,  отличать добро от зла. А умение различать, тесно связано с сознанием и речью. Ребенок сперва  познает  отдельные,  единичные вещи, а после этого он переходит к познанию  общего.  С  познанием общего у ребенка совершенствуется разум, развивается  сознание [9, 256].

     Абай в своем седьмом «Слове назидания» рассуждает по данному  вопросу  близко к Давани. Он пишет, что «с самого рождения жизнь ребенка складывается из двух различных влечений.

     Одно  —  это потребность есть, пить и спать,  без  чего тело ребенка не сможет стать приютом души, не будет расти  и крепнуть.

     Второе желание — знать. Дитя стремится ко всему, что  видят глаза, и слышат уши: тянется к блестящему предмету,  пробует его на ощупь и на вкус, ищет сближения  с  домброй  или свирелью, услышав их необычные звуки. Подросший, он  интересуется уже абсолютно всем: услышит ли лай собаки  или  звуки вечернего аула, смех или плач людей. Ребенок становится беспокойным. «Что это такое?» «Почему так  получается?», «Зачем это делают?», от вопросов ребенка теряют покой взрослые.

     Человек утверждается на земле, постигая  тайны  явлений природы или делая определенные умозаключения.  Это  отличает его от животного, выдает его душу, говорит о выделении разума и воли» [13,22].

     Как видим, много общего в этих  двух  текстах, в которых Абай как последователь Давани не отрицает роли воспитания. В девятнадцатом слове назидания поэт вновь возвращается к этой проблеме «Человек, — пишет он, — не появляется на  божий  свет разумным. Он становится им, слушая людей, видя их дела, трудясь в поте лица. Он постепенно начинает отличать хорошее от дурного, а если ему суждено немало пережить, то он, конечно, и многое узнает» [13,23].

     По Давани в человеке нет врожденных  знаний,  моральных качеств, он познает мир, находясь в определенной  общественной среде, посредством наблюдений и при помощи воспитания.

     Исследованные нами материалы  показывают,  что  Абай  в своих этико-философских взглядах наиболее близок  к  концепциям Давани. Это дает нам основание полагать, что он был хорошо знаком с работами Давани и через него с философией  ибн Сины. Не углубляясь в подробности,  хотим  ограничиться  еще одним примером, свидетельствующим о связях назидания Абая с философией Давани.

     Согласно Давани, свойства человека бывают  естественными (врожденными) и приобретенными.  По  данному  вопросу  он придерживается мнения Фараби и особенно Насриддина Туси. Давани, как и его предшественник Фараби, к естественным  свойствам относил некоторые интеллектуальные и нравственные  качества, например, способности людей: способность к предположениям, догадкам, склонность к взаимопониманию и др.  [11,26]. Признавая отдельные естественные свойства,  Давани  решающее значение придавал приобретенным нравственным качествам. Многие свойства человек приобретает уже с малых лет, а затем  в процессе всей жизни. Каждое  духовное  качество  с  течением времени способно к изменению и обновлению, оно  не  остается неизменным, а постоянно развивается и совершенствуется [9,250].

     У Абая тоже нашла свое выражение данная мысль. В  43-ем слове он пишет:

     «Душа и тело даны человеку природой.  Свойства  же  его различного происхождения. Одни, так называемые  произвольные, рождаются вместе с человеком, другие — приобретаются им в  результате труда. Потребность есть и пить — прирожденная.  Сон тоже. Желание увидеть мир и познать  его  —  также  непроизвольная потребность. И только ум и знания  являются  плодами трудовой деятельности человека [13,147].

     «… Сила духа на первых порах жизни  человека  незначительна, и если не развивать своего стремления к познанию, то легко потерять даже то малое, что имеешь. Мастерство человека, его искусство шлифуются непрерывными занятиями, упражнениями» [13,149].

     Итак, Абай не только был знаком с трудами  Давани,  но  и был в некоторых вопросах философии  и  этики  последователем его учения.

 

ЛИТЕРАТУРА

 

1. 1.         Ауэзов М. Собр. соч. в 20-и томах.-т.20.-Алма-Ата, Жазушы, 1985.
2. 2.          Абай. Полн-собр. соч. – Алматы, 1961.
3. 3.          Ахметов З.А. Казахское стихосложение. — Алма-Ата: Наука, 1964.
4. 4.          Никольской С.В. Литературные связи и возникновение новых ценностей. //  Литературные связи и литературный процесс. – М., 1986,
5. 5.          Ян Рипка. История персидской и таджикской литературы. – М., 1970.
6. 6.          Абай. Энциклопедия. – Алматы, 1995.
7. 7.          Шарипов Д. Из истории перевода в Узбекистане. – Ташкент, 1968.
8. 8.          Чахор китоб, — Душанбе, 1990.
9. 9.          Из философского наследия анродов Востока. – Ташкент, 1972.
10. 10.       Багаутдинов А.М. Очерки по истории таджикской философии. –Сталинабад, 1961.
11. 11.       Джалолиддин Давани. «Ахлоки Джалоли». Рукопись. ИВАН Узбекистана. – ивн. №9544.
12. 12.       Абдурахмони Чоми. Осор. Т. 3. – Душанбе, 1987.
13. 13.       Абай. Слова назидания. — Алма-Ата, 1982.