На стыке самых просторных, самых красивых проспектов Алма-Аты – имени Ленина и Абая, на фоне гор стоит памятник великому сыну казахского народа – мечтателю, правдолюбцу, гуманисту, поэту, мыслителю, гражданину.

Рассвет в столицу Казахстана приходит с вершин Алатау. Первые солнечные лучи золотят горные снега и бронзовое чело Абая, как бы напоминая, что и при жизни поэт встречал утро нового дня раньше своих современников.

Всякий раз, когда я поднимаюсь по проспекту Ленина и вижу монумент Абая, то невольно думаю, что это глубоко символично. И по ассоциации вспоминаю свою юность и юность моих сверстников – всех тех, кого советская власть звала к свету, к жизни.

Проспект Абая начинается от проспекта Ленина. Люди стремятся к воплощению в реальность своих добрых желаний. Однако пятьдесят лет тому назад мы, казахская молодежь, только-только открыли свои буквари. И естественно, не могли представить всего, что видим сегодня. А жизнь задавала наисложнейшие вопросы. И надлежало отвечать на них незамедлительно. И нам очень помогло мудрое завещание Абая: «Изучай культуру и искусство русских. Это ключ к жизни». Но не только это наставление просветителя помогало нам – вся его жизнь была примером того, как и чему надо учиться.

Постигая глубины языка русского, глубины классического литературного наследия, читая Пушкина, Лермонтова, Крылова, произведения которых он с любовью переводил на родной язык, восхищаясь творчеством Льва Толстого, Салтыкова-Щедрина, поэт четко различал при этом, что именно они выражают величие духа русского народа. И верил в будущее. Верил – не вечно в степи будет править чиновная царская администрация вкупе с феодальной знатью. Разделяя идеалы русской демократической интеллигенции, Абай звал к просвещению не вообще. Грамотные толмачи не были его друзьями. Он стремился приобщить своих соотечественников к культуре русского народа с тем, чтобы перед ними открылась даль их исторической судьбы. Он понимал, что братская дружба, зародившись на общности интересов трудового люда, общности социальных устремлений, будет развиваться, что процесс этот предопределен ходом самой истории.

МухтарАуэзов в романе «Путь Абая» раскрыл, какую неоценимую роль сыграл великий сын степи в духовном сближении двух народов. Вот почему образ Абая Кунанбаева, воссозданный Ауэзовым, можно считать бесспорным достижением не только казахской, но и всей советской литературы. В характере Абая выражены зримые черты национального характера казахского народа того времени, а также переданы черты и качества, роднящие Абая с людьми нашей эпохи. Не поступаясь историчностью, художник социалистического реализма сумел воплотить в Абае нравственно-эстетический идеал своего народа, понятный и родственный идеалам других народов. Абай показан на широком фоне народной жизни, и эпопея о нем является широким полотном народной жизни.

Об интернациональной сути творчества Абая М. Ауэзов писал и в своих статьях. Он считал, что Абай «в сближении казахской и русской культур видел единственно верный путь спасения казахского народа от вековой темноты. Великий поэт-просветитель стал последователем идеи братства и дружбы народов». Идея эта действительно пронизывает всю творческую деятельность поэта-гуманиста. Осуждая все то, что является помехой благородному чувству дружбы народов и их представителей, Абай оптимистически утверждал:

Нет для подлинной дружбы нигде межи,

Плещут волны любви через все рубежи.

 

Высокую цель дружбы преследовал поэт и осуществляя переводы произведений русских классиков на казахский язык. В ту пору это было равно подвигу: взяться за мучительный труд художественного перевода там, где не было никакого просвета – ни газет, ни журналов, и так блестяще справиться с непомерно трудной задачей, суметь передать просто, красиво и доступно степному читателю (вернее, слушателю) прелести поэтических шедевров лирики Лермонтова («Горные вершины», «Дары Терека» и др.), отрывки из «Евгения Онегина» Пушкина! При этом нельзя не учитывать факта фольклорного бытования переводов произведений великих русских поэтов в бескрайных степных просторах, где их переводы передавались из уст в уста, а редкие экземпляры тщательно составленных рукописных сборников дарились как драгоценность девушкам в приданое. Удивительный парадокс: в то время, когда баи и муллы пугали детей словом «орыс» (русский), чудесный образ русской девушки Татьяны пленил сердца казахской молодежи, а казахский текст письма Татьяны с мелодией Абая распевался в далеких аулах на празднествах, свадьбах и молодежных вечеринках. Показательно также, что в то время, когда степные феодалы, баи, волостные якшались с царскими сатрапами, составляя блок угнетателей, Абай завел дружбу с представителями русской революционной интеллигенции и благодаря им духовно преобразился, изучая революционно-демократическую литературу, воодушевляясь той просветительско-гуманистической идеей и симпатией, которые заключены в этой литературе в отношении к угнетенным народностям.

Переводческая деятельность Абая была лишь первым этапом его учебы у русских писателей. Он находил в их произведениях то, что в творческом преломлении составило замечательные черты собственной поэзии Абая. В Пушкине, например, Абаю были дороги и по душе именно те черты, которые высоко оценил Гоголь. «В нем, – писал он, – русская природа, русская душа, русский язык, русский характер отразились в такой же чистоте, в такой очищенной красоте, с какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла».

Он по-пушкински смотрел на жизнь, на искусство, на назначение поэта, как выразителя народного духа. Нельзя считать случайностью и то, что для перевода избрал он отрывки именно из романа «Евгений Онегин». «…Самое задушевное произведение Пушкина, самое любимое дитя его фантазии… Здесь вся жизнь, вся душа, вся любовь его; здесь его чувства, понятия, идеалы». Так писал о романе В.Г. Белинский. Все это импонировало взглядам и душевному строю казахского поэта и вызвало горячий отклик в его сердце.

Как Пушкин для русских, как Шевченко для украинцев, Абай для казахского народа – его судьба и совесть, его поэт и композитор, мыслитель и просветитель. Все, что есть светлого, мудрого, талантливого в родном народе, он вобрал в себя и вернул ему так же «в чистоте и очищенной красоте», как Пушкин и Шевченко своим народам.

Вчитываясь в Пушкина, Шевченко, Абая и других великих национальных поэтов, убеждаешься в их духовном родстве, так много общего в их мыслях и чувствах, в идеалах и вере в будущее, убеждаешься, что это общее присуще и самим народам.

Любовь к родине, ее природе, любовь к родному народу, его языку и культуре, уважение к другим народам, ненависть к угнетению и насилию – вот главный лейтмотив их патриотической и гражданской в своей основе поэзии. Лейтмотив этот проявлял себя и в жажде жизни, счастья и любви и в осуждении пороков эксплуататорского общества. Светлый жизнеутверждающий оптимизм Пушкина, гневные мотивы мятежной, обличительной поэзии Лермонтова, к кому Абай питал особую любовь, а также поучающие моральные критерии Крылова несли в одном русле принципы народности и гуманизма русской классической литературы, позднее легшие в основу этической программы Белинского, Чернышевского и Добролюбова. Они же открыли Абаю двери в духовный мир русского народа, раскрыли перед ним окна в мировую литературу и философию.

Обращаясь одновременно к творчеству Пушкина, Лермонтова и Крылова, переводя их поэтические произведения, страстно и увлеченно учась у них, Абай как бы синтезировал их ведущие мотивы в своей поэзии, создав свой казахский, абаевский сплав, отмеченный особенностями казахского быта, психологии, колоритом языка и ароматом степи. Пушкин писал: «…неподкупный голос мой был эхом русского народа», Абай как бы вторил ему: «Народу я отдал любовь».

«Люблю отчизну я, но странною любовью!» – писал Лермонтов, заостряя внимание на контрасте между любовью к родине и ненавистью к господствующим социальным порядкам в стране. Абай по существу выразил то же чувство:

Глупцов к рукам прибрать? Едва ль!

Покинуть родину мне жаль,

Но душу гложет мне печаль.

 

Свет и тень, радость и печаль, вера в высокое назначение человека и разочарование в низких поступках и низменных побуждениях людей своей среды – все это существует рядом и составляет непримиримый конфликт также в творчестве Абая. В его стихах о четырех временах года, о природе, о поэзии и музыке, о коне, об охоте, о девушке, о дружбе и любви мы видим на фоне контрастных картин торжество жизни, пушкинский жизнеутверждающий гимн прекрасному, лучшим человеческим чувствам и порывам.

К порывам юные сердца зову,

Я человечность ставлю во главу.

 

Человек превыше всего – вот идеал Абая. В нем поэт видит смысл жизни, ее радость и красоту. «Я назван гордо – человек!» – не раз восклицал он в своих стихах и прозаических назиданиях. Великий гуманист ценил в человеке высокие духовные качества.

 

Гривой славился конь вовек,

Красотой души – человек, –

 

афористически выразил он свой идеал человека. Это и стало кредо его поэзии.

 

Лишь вчера – дитя, ты сегодня – старик.

Жизнь уходит в землю, как иссякший родник.

Люби человека, люби красоту, –

Что мог бы еще назвать благом язык?

 

Но не все светло и прекрасно в жизни, в человеке. Их омрачают и обезображивают угнетение, бесправие и отсталость. Поэт-гуманист видит и ощущает это как в широких масштабах, так и в отдельных деталях. И все это вызывает в нем жгучее чувство ненависти, которое рядом с чудесными образами прекрасного открывает фронт борьбы со всем тем, что противоречит природе человека в высоком значении этого слова.

Человек и народ в представлении Абая-философа – понятия неразрывные. Судьба человека связана с судьбой народа. Для истинного поэта – это его совесть, долг и творческое предназначение. Его судьба. Поэтому с горечью заявляет Абай об унижении достоинства личности в нечеловеческих условиях, тех самых, в которых томился в невежестве и тьме его родной народ:

Человеком назваться я

Не могу, окруженный тьмой,

Как найти мне смысл бытия,

Коль народ невежествен мой?

Вот почему поэту-просветителю и беспощадному критику мерзости окружающей действительности особенно близки Лермонтов с его обличительной поэзией «голубых мундиров», Гоголь с его «смехом сквозь слезы», Салтыков-Щедрин с его мудрым сарказмом в осуждении «господ ташкентцев», уродливых порождений феодально-крепостнического строя. Их творчество помогло утвердиться демократическому гуманизму и критическому реализму в эстетической концепции Абая, который признал:

 

Сердце неистово, жар ума,

А языка ядовитее – нет.

Что б ни писал – то жизнь сама,

Как ни хулите, таков поэт!

 

Он не делал скептических выводов, критикуя отрицательные явления в жизни, в действиях и характере человека. Его критическое слово – от великого сочувствия к участи народа, от сердечной заинтересованности в исправлении пороков своих современников. Направляя гнев своей души против тьмы и невежества, зла и несправедливости, насилия и обмана, лжи и клеветы – против всего мерзкого и отвратительного, поэт мечтал о переделке человека, о лучшей доле для своего народа, но в итоге его ожидало разочарование.

 

Я гордо презирал невежество и тьму,

Всегда считал глупцов достойными презренья,

Мне переделать мир хотелось одному,

По переоценил я разум свой и рвенье, –

 

горько сетовал поэт на исходе своей жизни. Абай клеймил позором всех носителей зла, но никогда не отождествлял их с трудовым народом. Он понимал, что именно «всякий подлый, чванливый и мелкий сброд», сидящий на шее народа, изуродовал его душу. Отсюда глубоко взволнованные строки:

 

О казахи мои! Мой бедный народ!

Где же правда? Твой разум не разберет.

Разум Абая видел правду и в мрачную эпоху безвременья обнажал язвы жестокой феодально-патриархальной, самодержавно-колонизаторской действительности. Гений Абая постиг горькую правду о социальных противоречиях в казахском ауле.

Любовь к родному народу, неизменно побуждавшая Абая к яростным атакам против темных сил, была свободна от субъективной односторонности и национальной ограниченности.

Поэзия Абая глубоко народна и национальна в том смысле, что в ней получило полнокровное развитие на основе просветительско-критического реализма все духовно ценное, что создано казахским народом на протяжении всей его истории, национальна потому, что она, осуждая угнетателей, выражает коренные интересы народа, которые не противоречат интересам других народов. Здесь уместно вспомнить утверждение Г.В. Плеханова, который считал, что тот, кто выступает за нацию против ее эксплуататоров, тот «тем самым защищает интересы всего человечества».

Абаю, патриоту и гуманисту, было чуждо противопоставление своего народа другим народам. Более того, парадокс состоит именно в том, что его отношение к казахам на первый взгляд полно упреков за лень учиться у других, более просвещенных народов. Одно из первых своих назиданий Абай посвятил этой теме, высмеяв чванливое высокомерие и пренебрежительные слова, употребляемые в отношении соседних народов теми элементами в казахской среде, которым была выгодна национальная рознь и вражда между народами. Он глубоко верил в силу и бессмертие поэтического слова, которое, если не сейчас, то потом, возымеет действие на сознание соотечественников и сыграет свою благородную роль в их морально-нравственном воспитании. Верил, что острием критики можно вырезать все дряхлое, пошлое и подлое в жизни, что мешает прогрессу, просвещению, победе правды и справедливости.

Сердце Абая было открыто для всего доброго и прекрасного, откуда бы они ни шли: с Востока или Запада. Вот почему Абай легко впитал и отразил в своем творчестве и мудрые мысли великих поэтов Востока (Шамси, Саади, Физули, Хафиза, Навои, Сайхли, Фирдоуси), и сокровища художественных ценностей, созданных в русской литературе XIX века. Три источника (казахское устное творчество, классическая поэзия и русская реалистическая литература), которые, по верному утверждению Мухтара Ауэзова, питали самобытную поэзию Абая, определили ее национальный и общечеловеческий характер. Поэтому эта поэзия понятна и близка не только казахам, но и всем тем, кому дорого подлинно человеческое, кому ненавистны насилие, угнетение, вражда между людьми и народами.

Народы Казахстана и Средней Азии многие века жили в условиях феодализма и патриархальщины. Присоединение их в XVIII и XIX веках к России, с одной стороны, усилило эксплуатацию и национальное угнетение со стороны царизма и местных феодалов, но с другой – сыграло исторически-прогрессивную роль, приобщив эти народы к культуре русского народа, благотворно повлияв на пробуждение общественной мысли, на просвещение, на переход кочевых народов к оседлости.

В XIX и начале XX веков народы Казахстана и Средней Азии выдвинули деятелей, сыгравших роль глашатаев прогрессивных идей и основоположников национальных литератур.

Такими были поэты и просветители Абай Кунанбаев и ИбрайАлтынсарин в Казахстане, Мискин-Клыч и Дурда в Туркменистане, Бердах-Шаир в Каракалпакии, Тоголок-Молдо в Киргизии, Ахмад Дониш в Таджикистане.

Характерным для всех этих мастеров слова является их родство с устной народной поэзией, глубокое усвоение ими лучших традиций фольклора своих народов, то народное, демократическое начало, которое делало их законными наследниками всего светлого, прогрессивного, непреходящего, что было в устной народной лирике и эпике и что вошло в сокровищницу всего человечества.

Национальные литературы Казахстана и Средней Азии, развивавшиеся на основе устной народной поэзии, также впитали в себя лучшее, что было в литературе Востока – ее гуманные начала, демократизм и прогрессивные стремления. Великие поэты и просветители, о которых уже говорилось, испытали на себе влияние таких широко известных философов и поэтов Востока, как Фирдоуси, Саади, Рудаки, Омар Хайям, Низами и Навои. Это влияние помогло писателям молодых литератур наших народов выработать самобытные национальные черты каждой литературы и взрыхлить, подготовить почву для семян гуманизма, которые они обрели в литературе Запада и, в первую очередь, в прогрессивной литературе великого русского народа. Это могло произойти в силу того, что в творчестве великанов восточной поэзии были элементы тех же начал гуманизма и демократизма, которые волновали и оплодотворяли мысли и чувства поэтов просветителей XIX и начала XX веков. Вот почему казахский поэт Абай Кунанбаев в одном из лирических стихотворений говорит, обращаясь не только к своим современникам, но и к будущим поколениям:

 

Коль зовут меня человеком, друзья,

Мне невежественным быть никак нельзя.

Коль народ мой века во тьме пребывал, –

Где – скажите – найду я свой идеал?

 

Казах Абай Кунанбаев возвысился до понимания гуманизма, общего для всех народов своего века, и его слова о темноте родного народа звучат глубокой горечью и сожалением, и все же в них нет бесплодного пессимизма и отчаяния. Живя в феодально-патриархальном обществе, Абай не мирился с темнотой и дикостью и, не отделяя себя от народа, предугадывал его исторические судьбы.

Молодые советские литературы, рожденные Октябрем, с первых своих шагов заявили себя законными наследниками всего драгоценного и истинно прогрессивного, что было в устном народном творчестве и у зачинателей письменной литературы.

Гуманизм, выражающий подлинные идеалы народа, мы находим в лучших образцах фольклора и прогрессивной демократической литературе дореволюционного Казахстана – в произведениях Султанмахмута Торайгырова, Сабита Донентаева, Спандиара Кубеева.

Развивая и углубляя эти традиции, литература Казахстана сумела высоко поднять знамя гуманизма.

Советская литература Казахстана живет менее полувека, но сделанное ею за этот короткий исторический отрезок времени дает полное право сказать, что в ее творческом труде год равнялся десятилетиям.

Если дореволюционная письменная казахская литература была ограничена жанрами стихотворения, поэмы и новеллы, то нынешняя казахская литература успешно разработала все жанры.

Если большую новаторскую, могучую литературу можно сравнить с полным жизненных соков деревом, то литературы отдельных народов будут ветвями, покрытыми листьями и цветами.

Каждая национальная культура приносит в большую литературу нечто свое, неповторимое, колоритное, своеобразное, связанное с чертами национального характера народа, с его языком, историей, нравами, общей культурой. И в то же время любую национальную литературу роднит с другими литературами величие идей, общность нравственного, морального идеала, единое представление о мире, счастье.

Раскрыть в литературе национальное – это, в конечном счете, значит выразить все лучшее, что привносит этот народ в общую сокровищницу искусства.

Еще Белинский сказал, что «любовь к отечеству должна выходить из любви к человечеству, как частное из общего. Любить свою родину значит – пламенно желать видеть в ней осуществление идеала человечества и по мере сил своих споспешествовать этому» [1, 489].

Если национальное поднять до степени общечеловеческого понимания, как это и происходит в лучших произведениях национальных литератур, оно перестает быть фактом жизни определенной нации, а приобретает черты интернационализма, всеобщности.

Как правда эпохи, как совесть народа, поэзия Абая неоценимо дорога для нас, кому великий поэт завещал свое бессмертное наследие. Она дорога нам по духу и идеалу, по глубине мыслей и чувств, по актуальности тем современности и остроте критики социальных противоречий, с пережитками которых приходится еще бороться. Она дорога нам особенно потому, что мы неустанно учимся и долго еще будем учиться у великого учителя чудесному искусству художественного слова, высокому, недосягаемому еще мастерству стиха.

Только приходится сожалеть, что переводы стихов Абая на русский язык далеки пока от совершенства. Они не дают ощутить во всей полноте и глубине огненную силу абаевской поэзии, где из «камня чудо высекает гений», где «теплеет сердце» и «мысли золотой дано блистать стиха серебряной оправой».

 

Дерзновенных помыслов пыл

Превратил мой язык в копье,

Чтоб в бою он сил не щадил

И явил искусство свое,

Но по-прежнему спит народ…

 

Трагизм жизни Абая заключался в том, что он был одинок в своей среде и неизменно встречал глухую стену непонимания, за правдивую критику подвергался со стороны степных владык постоянным терзаниям и преследованиям. Он умер, не дожив до желанной зари пробуждения родной степи…

Но народ, ради которого отдана жизнь и растрачен жар души поэта, патриота и гражданина и «на сорок лоскутьев тоскою растерзано сердце», давно уже не «спит». Его будила пламенная, выстраданная поэзия самого Абая, разразившаяся в степи, «словно молния перед грозой, что прорвалась из черных туч», его разбудила заря нового мира, вставшая над нашей отчизной. Лучи этой зари отражаются ныне на челе Абая как свет его исполнившейся мечты, как маяк, освещающий путь покорения новых вершин художественного освоения мира, которые сияют впереди.

 

ЛИТЕРАТУРА

1. Белинский В.Г. Полное собрание сочинений, т. IV. — М.: Изд-во АН СССР, 1954.

 

Каратаев М. Вершины впереди: современная

литература Казахстана. Статьи. – М.: Советский

писатель, 1977. – С. 5-16.