Абай Кунанбаев известен не только как великий ка­захский поэт-просветитель, но и как автор популярных мелодий. Лишь очень ограниченный круг образованных каза­хов мог в то время читать написанное Абаем, и то толь­ко в рукописи, так как стихи Абая до 1909 года не издавались. Песенная форма в этих условиях была необхо­димостью. И Абай слагал напевы к своим стихам. В то время, когда казахский народ был почти поголовно не­грамотным, только так, в устной форме и можно было распространять стихи.

Говоря о широком распространении стихов Абая в форме песни, необходимо учитывать то, что декламация, в собственном смысле слова, неизвестна народному ис­полнительству. Древнейшая форма распространения сти­ха – песня.

Так как до нас не дошли мелодии Абая, сложенные ранее 1887–1889 годов, то можно предположить, что поэт первоначально подбирал к стихам знакомые напевы на­родных песен.

Этого было достаточно до тех пор, пока Абай не на­чал переводить «Евгения Онегина». Необходимость пе­редавать «нравственные идеи», заключенные в романе Пушкина, «акустическое богатство, мелодию и гармо­нию» (Белинский) пушкинского языка, связанные с этим новые для казахской поэтики размеры, рифмы, формы строфы должны были вызвать совершенно новые мело­дии, сложенные для выпевания определенного стиха.

Абай слагал свои песни под благотворным влиянием передовой русской литературы, и они знаменуют собой новый прогрессивный этап не только в его поэтической деятельности, но и в культурном развитии казахского народа. С этой точки зрения песни Абая требуют внима­тельного и всестороннего научного исследования.

Работу над переводом «Евгения Онегина» Абай на­чал с «Письма Татьяны».

Татьяна – «лучший и любимейший идеал Пушкина», «поэтический образ русской женщины», как назвал ее Белинский, сделалась любимой героиней казахского поэта.

Однако в переводе Абай не сохранил онегинской че­тырнадцатистрочной строфы. «Письмо» переведено чет­веростишиями с перекрестной рифмой. Эта вольность вызвана отнюдь не трудностями перевода, а стремлением уложить текст в куплетную песенную форму, наиболее удобную для исполнения.

Мелодия, созданная Абаем для «Письма», естествен­но членится на четыре фразы, замкнутые плавно распе­той концовкой.

В наши дни, может быть, даже трудно представить то громадное, ни с чем не сравнимое впечатление, кото­рое произвело «Письмо Татьяны» в казахских степях. Пушкинская Татьяна, полная чувства и душевной силы, пришла туда, где женщину продавали как скот!

Едва ли можно назвать другую песню Абая, которая пользовалась бы таким распространением и такой лю­бовью народных масс, как «Письмо Татьяны».

Русские путешественники и собиратели фольклора в начале нашего столетия постоянно наталкивались на песню «Письмо Татьяны». Например, этнограф Д. Льво­вич рассказывает, как он с великим удивлением услы­шал из уст «старого киргиза», певшего под аккомпане­мент домбры «Письмо Татьяны к Онегину». Певец ни­когда не слышал имени Пушкина, неизвестно, знал ли он имя Абая, на вопрос, кто сложил эту песню, ответил: «Какой то улянгчи» (олений)». Но успех «Письма» у слу­шателей, особенно у женщин – говорит Львович, был необыкновенно велик . Фольклористом Бимбоэсом, ра­ботавшим в Казахстане в 1919–1923 годах, записаны две песни Абая. Одна из них – «Письмо Татьяны»2. А. В. Затаевич в сборнике «1000 песен киргизского на­рода» под № 129 помещает мелодию «Письма Татьяны» Абая. Эта мелодия совершенно не похожа на сложенную Абаем, к тому же у нее есть припев на слова «Ахау сау- лем». Это говорит о том, что содержание «Письма Та­тьяны» стало так широко известно и так полюбилось народу, что он подбирал к нему свои мелодии.

Если бы Абай услышал когда-нибудь исполнение «Письма» на народный напев, то он мог бы только ра­доваться: пушкинская Татьяна вошла в казахский фоль­клор!

Используя национальную песенную традицию, соглас­но которой на письмо девушки следует ответ джигита, Абай переводит «Ответ Онегина Татьяне», затем «Пись­мо Онегина Татьяне» и «Слова Татьяны» (из восьмой главы пушкинского романа). «Слова Татьяны» приобре­ли популярность почти равную «Письму Татьяны» и рас­пространялись под названием «Второго письма Татья­ны». Однако самостоятельной мелодии к нему до нас не дошло. Записывалось оно или с мелодией «Первого пись­ма», или, еще чаще, с мелодии песни Абая «Ішім  олген, сыртым сау». «Письмо Татьяны», записанное Бимбоэсом, тоже воспроизводит эту мелодию. «Письмо Онегина Татьяне» записано с этим же напевом, только переведен­ным в минор. Это доказывает, что «Письмо» и «Ответ», согласно традиции, исполнялись на одну мелодию.

В переводе Абая наблюдается стремление полностью обрисовать образ Онегина. Кроме «Ответа Татьяне» и «Письма Онегина» сделан перевод отрывка из первой главы романа «Облик Онегина», и еще два стихотворе­ния, связанных с Онегиным, написаны самим Абаем. Из них «Предсмертное слово Онегина» имело напев, следы которого найдены А. К. Жубановым.

Как мы видим, переводя, пересказывая и досказывая «Евгения Онегина», Абай выбирал и создавал лириче­ские мелодии, которые легче всего становились песней. Он не сделал полного перевода романа, потому что чи­тателей не было, были только певцы и слушатели. Для них и сложил Абай песни о пушкинских героях, песни, которые разнеслись по степи, сделались достоянием ши­роких народных масс.

И не с одним Пушкиным знакомит свой народ Абай Кунанбаев. Некоторые его стихотворения являются пе­реводами русских песен, пришедших к поэту в устной форме.

В 1892 году Абаем написано стихотворение-песня «Сургылт туман». Это перевод песни «Не осенний мел­кий дождичек», написанной около 1829 года М. И. Глин­кой на слова поэта А. А. Дельвига. Песня Глинки пред­назначалась для тенора – соло и мужского хора в со­провождении фортепиано.

Удивительна судьба этой песни Глинки. Она никогда не была напечатана ни среди песен Глинки, ни среди стихов Дельвига. Композитор использовал ее мелодию для романса Антониды в опере «Иван Сусанин», («Не о том скорблю, подруженьки»), после чего рукопись песни была заброшена и затерялась. Только в 1946 году ее разыскали. Теперь она – пока еще не изданная – хра­нится в Государственной Публичной Библиотеке имени Салтыкова-Щедрина в Ленинграде.

Таким образом, песня могла прийти к Абаю только в устной передаче. Абай перевел первый куплет этой пес­ни, сохранив основной образ – плачущего молодца в бархатном кафтане. Сохранилась также запево-припевная структура куплета и перекрестная рифма в запеве.

В напеве Абай стремился сохранить некоторые мело­дические обороты русской песни. Например, почти бук­вально совпадает мелодический рисунок слов «на свой бархатный кафтан» и «баркыт бешпент сулайды», т. е. создавая новый напев, Абай хотел оставить в неприкос­новенности мелодическое выражение одних и тех же слов.

К 1898 году относится стихотворение и песня Абая «Мен керд1м узын кайыц». Это перевод юношеского ро­манса А. Г. Рубинштейна «Разбитое сердце» («Я видел березку»). Романс написан на текст немецкого поэта Рудольфа Левенштейна в конце 40-х годов и впервые из­дан в России с русским переводом Виктора Крылова в 1871 году. Поется как народная песня по-русски и поукраински до наших дней.

В переводе Абай почти полностью сохранил поэтиче­ские образы русской песни: в первом куплете – сломив­шаяся березка, во втором – подстреленная серна, в третьем – бабочка со сломанным крылом; в четвертом – измена любимой и разбитое сердце. Пятый куплет, при­писанный Абаем,– горестное рассуждение о быстротеч­ной и безрадостной человеческой жизни.

Мелодия песни оригинальная, желания сохранить мелодический рисунок слов, как это было в предыдущей песне, не наблюдается. Но в напеве периодически повто­ряются фигуры из трех звуков, придающие мелодии ха­рактер мягкого кружения. Очевидно, таким образом,

Абай хотел передать ритм вальса, в котором написан романс Рубинштейна.

Вероятно, Абай слышал кроме этих двух и другие русские песни. Единственное стихотворение Лермонтова, получившее у Абая напев – «Горные вершины» («Карангы тунде»). Может быть, друзья Абая – русские поли­тические ссыльные пели известный дуэт Рубинштейна на эти слова? Мелодия «Карангы тунде» ничем не напоми­нает рубинштейновский дуэт. Но, пожалуй, из всех пе­сен Абая эта – наиболее «русская». На ее примере мож­но проследить, как хорошо, глубоко и творчески усвоил Абай русскую песенность. Переводя русские песни, Абай ни разу не воспользовался готовой русской мелодией, но интонации и, в особенности, строение куплета соответст­вуют стилистическим чертам русской городской песни.

Важно отметить, что с песнями Абая в казахский фольклор внедряется камерность, мягкий лиризм и сер­дечная теплота – отличительные черты жанра русского бытового романса.

Как ни странно, но никогда еще внимание исследо­вателей не привлекал тот репертуар песен и мелодий, который исполнялся сыном поэта Абишем, Мухой и дру­гими исполнителями, окружавшими Абая. Известно так также, что политический ссыльный Нифонт Иванович Долгополов, близкий друг Абая, играл на скрипке. Ин­тересно было бы установить, что он играл, так как Дол­гополов должен был знать ноты и, может быть, даже имел их в ссылке. Не от него ли услышал Абай те русские песни, о переводе которых мы только что говорили?

* * *

Наиболее распространено мнение, что мелодии песен Абая предназначались для усвоения и запоминания но­вых поэтических размеров, рифм и форм строфы, вве­денных Абаем в казахское стихосложение. Хотя это и не объясняет полностью причин появления песен Абая, (т. к. дело было не только в форме стиха, но и в том, что хо­тел сказать поэт в своих стихах), но все же обходить это молчанием не следует. В первую очередь следует сказать о прекрасной песне «Сегіз аяк».

Поэт говорит о величии и мощи поэтического языка:

Звенящий, как ключ,

Слепящий, как луч,

Ты хлынешь, сердца обжигая,

На горный престол

Взлетишь, как орел,

Бегущих косуль настигая,–

Воспрянь, говори – горделив и велик

Сверкающий, стопереливный язык.

                 (Перевод В. Державина)

В данном случае несомненно, что мелодия создана поэтом для выпевания этих замечательных стихов, их необычного размера и формы строфы с чередованием рифм а-а-б-в-б-г-г.

В этой песне, может быть, с наибольшей яркостью проявляется мелодический дар Абая.

Песня «Сегіз аяк» относится к 1889 году, т. е. к тому времени, когда в связи с переводами «Евгения Онегина» перед Абаем особенно остро стояли вопросы стихосло­жения.

К этому же году относятся еще два напева, служеб­ная роль которых в отношении стиха проявляется осо­бенно ярко. Это «Ішім олген, сыртым сау» и «Айттым салем, каламкас». Стихотворение «Ішім олген, сыртым сау»— один из наиболее ярких примеров тонизации ка­захского стиха. Мелодии этой песни свойственна четкая, почти маршеобразная периодичность ударений.

Но едва ли с такими стучащими акцентами пели на этот мотив «Второе письмо Татьяны» и «Письмо Онеги­на к Татьяне». Вероятно, исполнители в отдельных слу­чаях смягчали акцентировку напева, как это сделали авторы оперы «Абай», при использовании мелодии «Ішім олген, сыртым сау» для дуэта Кокпая и Карлыгаш (4 акт).

Говоря о песне «Айттым салем, каламкас», мы имеем в виду не тот популярный напев, который так часто мож­но услышать в радиопередачах, на олимпиадах художе­ственной самодеятельности и в массовом исполнении. В 1935 году Л. А. Хамиди был записан иной напев, для которого характерна такая же правильная периодич­ность акцентов, как для «Ішім олген, сыртым сау».

Правда, принадлежность его Абаю окончательно не доказана; записывался он только один раз; «Айттым са­лем, каламкас» исполнялась с известной мелодией долж­но быть еще при жизни Абая. Но есть и другие обстоя­тельства, которые заставляют внимательно отнестись к этому почти забытому напеву.

Во-первых, стихотворение и песня «Айттым салем, каламкас» относится тоже к 1889 году, т. е. к тому перио­ду, когда Абай разрешал вопросы тонизации казахского стиха. Во-вторых, общеизвестная мелодия «Айттым са­лем, каламкас» буквально совпадает с русской песней «Карие глазки» и идентичной ей украинской песне «Ка­ри очи».

Едва ли в данном случае можно говорить о случай­ном совпадении двух разных мелодий, хотя подобные примеры в йстории музыки встречаются. Маловероятно также, что стихотворение «Айттым салем, каламкас» яв­ляется пересказом песни «Карие глазки», к тому же, пе­реводя песню, Абай не заимствовал мелодию, а слагал свою, соответствующую тексту.

Вспомним, что песни Абая в течение многих лет жи­ли только в устной передаче, что стихи Абая часто ис­полнялись с мелодиями народных песен, и, по всей ве­роятности, Абаю неоднократно приходилось слышать свои стихи с иными напевами. А так как самым важным для него было распространение стихов, то исполнение их с любой мелодией Абай мог только приветствовать.

Возможно, что присоединение мелодии «Карих гла­зок» к «Айттым салем, каламкас» произошло при жизни поэта, с его ведома и согласия, и было им одобрено. Та­ким образом, мелодия русской песни могла попасть в сферу влияния поэзии Абая и закрепилась в памяти на­рода в качестве «песни Абая».

* * *

Песня была верной союзницей поэта в его борьбе за приобщение казахского народа к русской культуре и искусству. Известно, что мелодии, сложенные поэтом, предназначались для распространения тех его стихов, которые в большинстве случаев так или иначе были свя­заны с русской культурой.

Наибольшее количество напевов создано Абаем в 1889 году – в год перевода «Евгения Онегина». В по­следующие годы количество песен уменьшается. Нет ни одной мелодии к басням Крылова, над переводами кораиотал много и упорно, постоянно возвра­щаясь к уже созданным переводам.

В народе пели и басни Крылова и другие стихи поэ­та, подбирая к ним мелодии каких-либо известных песен. Об этом говорит в своей книге «Творческое наследие Крылова в казахской литературе XIX века» С. Н. Нурушев

Об этом же свидетельствует и записанная Б. Г. Ерзаковичем басня «Буршт пен карга» (перевод басни Кры­лова «Вороненок») с мелодией песни Абая «Коз1Мнщ ка- расы».

Почему же Абай перестал слагать мелодии к сти­хам? Почему, после того, как он сделал все, чтобы при­дать песенную форму отрывкам из «Евгения Онегина», он не сложил мелодии ни к «Парусу», ни к «Утесу» Лер­монтова, ни к другим переводам из Лермонтова и Крылова?

Можно высказать предположение, что Абай в про­цессе творческого изучения русской литературы посте­пенно из өлеңші-певца делался писателем, работником письменной литературы. Если в начале творческого пу­ти он не думал о возможности другой формы распро­странения стихов, кроме песенной, то теперь эта форма его уже не удовлетворяла. Не только слушателей, но и читателей хотел видеть Абай в широких народных мас­сах, к которым он обращал свой стих.

Но только в 1909 году, пять лет спустя после смерти поэта, вышел первый печатный сборник его стихов. И только в наше время все написанное Абаем было собра­но и напечатано.

Давно уже отпала необходимость распространять сти­хи Абая в форме песен, но благодарный своему поэту казахский народ любовно и бережно сохраняет в памяти их напевы.

1954 г.

Слово об Абае / Сост. С. Корабаев. – Алматы: Өнер, 1994. – С. 123-130.